ubtitle>Его не было не больше получаса, но мне показалось, что прошла целая вечность. Мысли летали, оседлав миллионы нейронов, картины и образы сменялись в моем сознании с такой скоростью, что у меня кружилась голова. Во рту пересохло, хотелось пить, но в номере гостиницы, где мы оказались случайно, чистой питьевой воды не было. В кувшине плавал уничтоженный Андре телефон – доказательство его доверия. Иногда можно показать свои чувства, уничтожив дорогую электронную игрушку. Забавная игра, ирония или, скорее, полная глупость, но мне, действительно, после этого акта вандализма стало немного легче. Если уж опускаться в пучину, то без страховки. Падать, не надеясь, что внизу, в метре от асфальта кто-то растянет парусиновый тент.
Сама не знаю, почему, но я дрожала всем телом и боялась снова выйти на открытую террасу на крыше. Мне казалось, что женщина в длинной темной одежде все еще стоит на площади, и в то же время было ощущение, что я вообще не видела ее, что она просто померещилась мне – результат причудливой игры моего воспаленного воображения. В конце концов, какое ей может быть дело до меня, кто я ей? В этой маленькой гостинице мы оказались случайно, я повторяла это себе, пытаясь найти дорогу к собственному разуму. Случайно. Весь вчерашний день был цепью случайностей, от звонка моей матери до того, как я бежала, наплевав на дождь, как мы с Андре промокли до нитки, стоя посреди этой маленькой площади – безмолвные любовники, кричащие враги, запутавшиеся души. Этот отель – просто обломок, на котором мы оказались после кораблекрушения. Кто мог следить за нами? Кто бы стал следить за мной?
Конечно, показалось. Я уговаривала себя, заваливая аргументами, и пыталась было снова выйти на крышу, чтобы развеять морок. Но стоило мне приблизиться к дверям террасы, как липкие, холодные щупальца страха останавливали меня, и я начинала бояться, что Андре не вернется, что с ним что-то случилось. Начинало казаться, что его нет слишком долго. Сколько времени нужно, чтобы купить пару бутербродов?
А ведь я даже не могу ему позвонить! Разве не глупость – утопить телефон?
Андре пришел, когда я уже почти поверила в то, что схожу с ума. Он открыл дверь белой электронной карточкой и зашел в темную комнату, где нашел меня, завернувшуюся в одеяло, лохматую, с темными кругами под глазами, перепуганную настолько, словно под нашей гостиничной кроватью завелся бугимен.
– Что-то случилось? – спросил он, глядя на меня с подозрением, его лицо выражало целую гамму сомнений. Андре включил свет, и я закрыла лицо ладонями, совсем как вампир, попавший под солнечные лучи.
– Нет. Не знаю, – я покачала головой, совсем не уверенная в том, что о моем призраке с площади стоит рассказывать. Единственное, чего я сейчас хотела по-настоящему, это убраться из гостиницы, подальше от этого места, куда-то, где я смогу почувствовать себя спокойно. Если такое место вообще существует… тут, в Париже. В России я бы поехала на дачу к Шурочке, маминой верной подруге, вытащила из-под сарая моего кота Костика, по которому я скучала, кажется, больше всех, и прижала бы к себе, наплевав на его возмущенное мяуканье. Да, возможно, за это мне пришлось бы расплачиваться исцарапанными руками, но это меня никогда не останавливало. Дача находилась невыносимо далеко, но в этом была своеобразная ирония – я устала от Парижа и мечтала о тазах со свежесобранными грибами. Меня не пугали леса, меня пугали старинные площади, выложенные камнями, по которым, быть может, когда-то ходил сам Гюго.
– Ты выглядишь так, будто провела год в подземелье! – пробормотал Андре с кривой усмешкой на губах. – Я и не думал, что ты можешь быть еще бледнее, но ты всегда найдешь способ меня удивить.
– Издеваешься? – Я задрожала всем телом, и Андре, заметив это, подсел ко мне и внимательно посмотрел в глаза.
– С тобой что-то не так. Посмотри, у тебя ледяные руки, ты буквально слилась с этим одеялом. Даша, что случилось, пока меня не было? Ну, скажи мне? Почему ты никогда ничего мне не говоришь? Тебе позвонили?
– Откуда? И как, если мой телефон валяется у тебя в квартире, а твой – плавает в местном кувшине. Андре, у меня разболелась голова, вот и все. Я… я хочу уехать отсюда.
– Уехать? – усмехнулся он, чмокнув меня в нос. – Ты сидишь посреди постели, замотанная в тридцать три одеяла, и рассказываешь мне, что опять хочешь куда-то бежать? Ты можешь хотя бы ночь провести на одном месте? Чем тебе не нравится здесь? Да, мебель, конечно, так себе…
– И бог знает, кто еще кувыркался на этой кровати до нас, – добавила я, кивая на явно видавший лучшие дни покров, который мы сбросили на пол.
– Кувыркался? – Лицо Андре вдруг засветилось. Так бывало, когда его серьезность сменялась шаловливой улыбкой. Это случалось нечасто, обычно Андре оставался возмутительно серьезным и сосредоточенным, даже непроницаемым. Под его взглядом я часто чувствовала себя маленьким белым кроликом в большой холодной лаборатории. Только Андре мог заниматься со мной любовью так, будто ставил научные опыты. Но когда он улыбался –
