в моей башке: часа через два Виллер загудит, забаламутит, народ попрет на пляж, а я, пока солнце не припекает, помчусь по пустынному авторуту в сторону Парижа. С возрастом я стал бояться пробок, глупо упускать такую возможность. (Точнее было бы сказать: «С возрастом я стал бояться. Точка».)
На кухне непонятно откуда – от Иры, от Лизы или из шкафа – появился Тигрушка, привычно потерся о мои ноги. Остановись, мгновенье, ведь потом долго будешь его вспоминать… Нет, далеко мне до тов. Фауста. Я шепотом объяснил Тигрушке, что сегодня кормить его не буду, оставлю это удовольствие для Лизы. Тигрушка, когда я читал ему свои нравоучения, избегал моего взгляда, смотрел в сторону. Но, кажется, он согласился, что в данном случае я прав. Скользнул за дверь и исчез в неизвестном направлении. А я собрал свою сумку, по-шпионски, без скрипа, открыл и закрыл входную дверь и уже минут через двадцать по верхней дороге Виллера рулил к авторуту на Париж.
В свободной Франции главная свобода – это свобода не работать. В Советском Союзе даже в травоядные времена Брежнева, если человек не работал несколько месяцев, его объявляли тунеядцем и ссылали за 101-й километр от столиц. Во Франции свобода – валяйся целый день кверху пузом, никто тебе худого слова не скажет. Правда, непонятно, на какие шиши покупать себе круассаны, вино и сыр, во Франции не у всех родители – миллионеры. В свободной Франции нет только одной свободы – свободы от поисков работы. Найти ее очень трудно, а если повезло, вцепляются в нее зубами.
Несмотря на высшее юридическое образование, Лиза трижды начинала свою трудовую карьеру, причем в разных профессиях. Дважды уходила по собственному желанию, ибо не видела никакой перспективы для роста. Опять искала и решилась на отчаянный шаг – поступила учиться на годичные, очень дорогие (Сережа из Москвы помог ей деньгами) курсы высокой моды. Поясняю: курсы готовили не топ-моделей, а топ-менеджеров. Мы с Ирой были в ужасе: слишком мал там профессиональный спрос, просто быть не может свободных вакансий. Получив диплом, Лиза по счастливой случайности проходила практику в самом престижном модельном доме Франции. Практика – это не работа, крошечная стипендия. Однако Лизу заметили и заключили с ней договор на полгода. Она бросилась в этот омут с энтузиазмом, вкалывала по шестнадцать часов в сутки, у нее были хорошие отношения с шефом и всем персоналом этого Дома высокой моды. Все были уверены, что Лиза теперь далеко пойдет. И вдруг ей не продлили договор… Как потом выяснилось, шеф Лизы испугался: не поставит ли самое высшее начальство Лизу на его место? И когда где-то в высших инстанциях высокой моды (а они, как ни странно, не в Париже, а в Лос-Анджелесе) утверждали постоянный состав парижской конторы, Лизин шеф умыл руки и не поддержал ее кандидатуры.
Жуткий год на безработице. Жуткий даже не потому, что пособие по безработице маленькое, а по ощущению тупика. Французские Дома высокой моды забиты под завязку, никакие старые связи не помогают, не видно щели, чтобы втиснуться.
Мне
