эго-сознании, теряются привычные координаты поступков и мыслей, предшествующее осознавание внешнего мира и себя затемняется и дезориентируется, а то, что ранее пребывало втуне и было, что называется, прочно забыто или вовсе неведомо, возвращается и всплывает вновь на поверхности сознания. Остается напомнить, что подобное «реальное погружение» в свое время осуществил и сам Юнг, весьма впечатляюще описав это состояние в своей автобиографической книге «Воспоминания, сновидения, размышления» (в частности, в главе «Стычка с бессознательным»).
«В начале был образ» – так в форме программного заявления звучит в переводе на немецкий язык название книги Хиллмана о мире сновидений.[5] В начале архетипической психологии тоже лежит образ. Он рассматривается как данность, ничем другим не обусловленная и имеющая центр в самой себе. Источником всех образов является душа, которая, с одной стороны, создает образы, а с другой – сама из них состоит.[6]
Непосредственной эманацией этой стороны психической деятельности являются сновидения, и, поскольку в архетипической психологии все «вращается» вокруг «soul-making» – самопроизвольного процесса создания души, сновидения оказываются в центре внимания. Душа при этом выступает в роли связующего звена между телесным и ментальным, она есть нечто третье, служащее мостом, между тем и другим.[7] Данный канал связует миры, подобно вестнику богов Гермесу. Поэтому Рафаэль Лопес-Педраса назвал его «герметическим сознанием».[8]
Таким образом «душу», взятую в контексте или в терминах архетипической психологии, ни в коем случае нельзя смешивать с тем, что понимается под душой в художественной литературе, христианстве или вообще в психологии. Понятие души у Хиллмана не ограничивается рамками человеческого бытия и простирается гораздо дальше, вплоть до отождествления с мировой душой неоплатоников, а потому остается достаточно размытым. В свете подобного подхода душа перестает быть узницей человеческого тела, а, напротив, становится полем возможного проявления индивида.
С точностью до наоборот меняется и отношение к сновидению: оно уже не представляется процессом, протекающим внутри человеческого тела, напротив, человек сам оказывается вовлеченным в сновидческую реальность. Хиллман снимает противоречие между фантазией и действительностью – более того, они меняются местами. Благодаря способности фантастического образа к воплощению в свое точное подобие в реальной жизни, он сам становится реальностью. Мир «суровой действительности», мир «неоспоримых фактов» одновременно всегда является материализованной манифестацией (буквально «телесным выражением») определенного фантастического образа.
Между образом, рожденным в сознании отдельного индивида,
С не менее программным подзаголовком: «Наши сновидения – мосты, по которым душа соединяется с мифами». Kösel, Мюнхен, 1983.
Сегодня, в эпоху торжества телевизионных изображений – постоянных спутников нашей повседневной жизни, подобные теории рождают больше вопросов, чем ответов. Впрочем, образ, рожденный на экране телевизора, ни в коем случае нельзя смешивать с образом, рожденным в нашей душе, так как последнему необязательно быть визуальным – с не меньшим основанием можно говорить о поэтическом, музыкальном или математическом образе.
Тем самым данное мировоззрение резко противоречит дуализму – напр., дуализму Декарта, согласно которому тело и душа оказываются разделенными, так сказать, непреодолимой стеной. Джеймс Хиллман назвал эту концепцию «двойным проклятием нашего западного мифа», так как в результате стремление к совершенству становится исключительной прерогативой духа, обрекая материю на вечное прозябание в состоянии косности. При этом на полпути между тем и другим забывают третье – «душу», в которой и коренятся мифы, символы и архетипы.
Rafael Lopez – Pedraza: Hermes oder die Schule des Schwindelns – ein neuer Weg in der Psychotherapie, Schweizer Spiegel Verlag, Zürich, 1983.
