юридических наук Шумейко Зиновия Юльевича прозвали в узком кругу одесских барыг за излюбленное им выражение, состоящее из двух частей – вопроса и утверждения, кое Зиновий Юльевич обращал всякий раз к очередному деловому знакомому:
– Вы, мил человек, Стендаля читали? Не читали, а еще пытаетесь торговаться с образованным персонажем!
Какое мог иметь отношение французский писатель, скажем, к партии французских же колгот, Зиновий Юльевич никогда не объяснял. Но этот его довод, лежащий вне всяких правил логики и здравого смысла, убийственно воздействовал на торговых оппонентов, которые, само собой, отродясь Стендаля не читали. А Ингу каждый раз при встрече с Зиновием Юльевичем занимала мысль, что бы предпринял Шумейко, если бы однажды на свой каверзный вопрос получил бы утвердительный ответ. Наверное, в следующей беседе Зиновий Юльевич уже бы интересовался, не читал ли «мил человек» Пруста или Адама Олеария, или еще какого неудобоваримого для среднеобразованного гражданина иностранного автора. Сама Инга, конечно же, читала и Стендаля, и Пруста, в оригинале и в переводе, и даже «Путешествие…» Адама Олеария было ей знакомо. Но Инга никогда не забывала и того обстоятельства, что отныне она лишь школьница, забившая на десятилетку, а никак не выпускница-краснодипломница столичного вуза. И старалась вести себя соответственно.
– Два да на семь пятьдесят, да на четыре… Черт, опять сбился! – подосадовал вслух Марик, зачеркивая столбики цифр на бумажном листе.
– Не мучайся, Мусик, наша чистая прибыль – три тысячи шестьсот рублей с копейками. Я давно подсчитала, – успокоила его Инга. – Так что и проценты Стендалю нас не разорят. Зато, если срочно понадобится «капуста», Зиновий пустит нас в огород. В смысле, одолжит наличные хорошему клиенту.
Марик только хмыкнул, не без зависти, но с удовольствием. К коммерческим способностям своей малолетней подруги он относился с неподдельным уважением.
А Инга, бывшая Соня, и сама себе удивлялась. Никогда не считала себя и даже мысленно не воображала эдакой бизнес-вумен, а скорее, наоборот, полагала за истину собственную жизненную финансовую беспомощность. И вот пожалуйста. Четырех месяцев не прошло с того дня, как Марик протянул ей руку на садовой скамейке, а Инга уже руководит им в коммерческих предприятиях. Да что говорить, с ее помощью Марик постепенно перемещается из разряда мелких розничных спекулянтов в ряды крепких оптовых середняков. Сам же Марик давно уже не смотрел на Ингу как на несмышленую девчонку, случайно подобранную им на бульваре для минутных развлечений. Он и не понял, как так вышло, что шестнадцатилетняя свистушка потихоньку прибрала к рукам и его самого, и его «дело». Марик, звезд с небес никогда не хватавший, явно не замечал ни взрослой трезвости суждений своей подруги, ни речевых, совсем недетских оборотов, ни яростной цепкости, иногда скользящей в ее взгляде, ни бешеного протеста, направленного неизвестно на что или кого.
Тогда, первого мая, пятнадцатилетняя
