восемнадцатилетнего молодого человека, улыбающегося и полного жизни, после которой на той же альбомной странице следовало изображение металлической таблички с почти нечитаемой надписью.
Во время Вигилии возносилось много молитв, когда Лукаши старались духовно соединиться со своими родственниками в других странах. Обычно они в основном думали о своих кузенах Зигмунде и Кристине в Польше, но сейчас к ним прибавился их сын Эндрю. При стариках все называли его Анджеем.
Кристина говорила, что она с помощью мистики пытается вызвать своих похороненных в Польше родителей, чтобы усилить духовную связь с ними. Грейс все забывала спросить ее, работают ли в этом случае молитвы. Однако взгляд, мельком брошенный на Кристину в тот момент, когда она думала, что за ней никто не наблюдает, все ей рассказал.
В тот день, как и всегда, в церкви Божией Матери Ченстоховской на Харрингтон-стрит проходила полуночная месса. В этом же здании располагается польская воскресная школа, где несколько учеников сохраняют родной, польский, язык, готовясь сдавать на нем экзамены по истории Польши и по католической религии на аттестат зрелости. Именно ученики этой воскресной школы покажут историю рождения Христова во время обеда с облатками в следующее воскресенье.
В церкви они все вместе пели. От некоторых мужчин пахло водкой, да и женщины от них тоже не отставали. И тем не менее все старались петь. У поляков никогда не было хороших певческих голосов, но они заменяли их всеобщим энтузиазмом. Даже Зигмунд запел дребезжащим голосом свою любимую колядную песню, один из рождественских хоралов, которые последовали сразу за мессой.
Естественно, в церкви люди общались между собой, обмениваясь последними новостями. Все их польские знакомые любили посплетничать, поэтому избежать вторжения в твою частную жизнь было практически невозможно. Грейс была рада снегу, из-за которого не пойдет на обед, потому что не знала, как отвечать на вопросы друзей об Эндрю.
Она следила за тем, как Питер поглаживает твердые листья кактуса и дотрагивается кончиком пальца до его почти трехдюймовых шипов. Потом он вдруг надавил на них, и его жене показалось, что сейчас они, как гвозди, проткнут его кожу.
– Нам сегодня звонили, – произнес он.
– Да?
– Опять этот Фрэнк Бэйн.
Миссис Лукаш замерла. У нее вдруг появилось иррациональное желание схватить горшок с кактусом и расколотить его о стену. Или выбросить его через стекло прямо на плитки заднего двора. Сломать его уродливые шипы угрожающего вида и увидеть, как из его изломанного ствола вытекает сок. Но кактус стоял слишком высоко для нее.
– Значит, она прилетела, да? – спросила Грейс.
– Сегодня утром в Манчестер.
– А ему ты скажешь?
– Пусть еще немного отдохнет, – покачал головой Питер. – Ему нужен отдых.
Женщина вспомнила свободное место, которое накрыли
