келарь.
«Три дня не пить!» – зверским голосом проорал Гак.
Курившие монахи испугались, загасили бычки, и бормоча, убежали.
Додик удивительно просто сдал в положенные экзамены за десятый класс и отправился к Гаку в монастырь советоваться. Он по-прежнему надеялся, что «проводник» расскажет ему, что делать дальше.
Но Гак, как ему рассказал один юркий послушник, был серьезно наказан. Теперь ему не полагалось общаться с «мирскими». Ему полагалось о чем-то скорбеть. Выслушав послушника, Додик согласился. И правда, после рассказов самого Гака он не сомневался: ему самому здесь не место. «Проводника» затворили. Додик остался один на один со странным миром духовности.
Так, сам собой, летом 1992 года закончился для него долгий христианский период.
Глава 4. Мощь просвещения
Закончив свою незаметную школу, Додик и думать не думал куда-либо поступать. Сама идея о каком-то институте была ему непонятна и чуть-чуть неприятна.
«Ладно, один год до армии у тебя впереди есть, – согласилась, вдохнув, мама Галя. – Но и шляться без дела я тебе не позволю».
Тут кстати вспомнилось, что он уже взрослый и пора ему самому зарабатывать. Хотя и у мамы, и у бабушки, и даже у отца, который с ними не жил, но считал себя в курсе, были серьезные сомнения в том, что Додик сможет работать. Отец, склонный к гуманитарным дисциплинам, договорился – по телефону – с одним своим давним и далеким знакомцем. Знакомец работал в Музее.
И Додика взяли в Музей. Его должность называлась двояко: в трудовой книжке значилось: «младший техник Отдела Внутренней Охраны», а в той книге, где он расписывался за зарплату, стояло: «грузчик».
Но ни то, ни другое название действительности полностью не соответствовало.
Например, Отдел Внутренней Охраны, как оказалось, состоял не из крупных мужчин с тяжелым взглядом и большим арсеналом свистков, дубинок и пистолетов под кожаной курткой. На это существовал полк милиции и целых два музейных чекиста. Но с ними Додик почти что не виделся. Если менты в основном сидели в будке на заднем дворе, то чекисты мрачно скрывались за занавесочкой у главного входа. Иногда они вдвоем выходили покурить на крыльцо, и озирали окрестности пронзительным взглядом. Порой им сверху спускали какое-то идеологическое указание. Тогда чекисты развивали бурную деятельность, тоже, слава богу, Додика не касавшуюся. По очереди вызывались за занавесочку научные сотрудники и искусствоведы: чекисты предлагали «содействовать». Ходили слухи, что раньше власть их была велика. Теперь их едва можно было заметить.
Отдел же Внутренней Охраны был иным по составу. Правда, во главе его находилась женщина совершенно героической наружности, которая в прошлом служила завучем в интернате для беспризорников. Она звалась Железная Жопа и напоминала, что габаритами, что крикливостью, пароход. Это был первый человек, которого Додик встретил в Музее. Встретил и затрепетал. Железная Жопа, выпятив челюсть, неодобрительно оглядела
