со всех сторон. Я взял эту пародию на снайперскую винтовку и осмотрел. Ну, точно. Этот пидор, переставил рычаг одиночной стрельбы в положение – автоматический огонь.
Не было бы беды в том, что я бы не попал вторым патроном в мишень. К тому времени у меня уже было двадцать одно попадание из двадцати трёх выстрелов, беда была бы в том, что меня сразу отправили бы домой. За невнимательное обращение с заряженным оружием. Я переставил переключатель в положение «Одиночный огонь» и завершил упражнение.
В размышлениях об этом я всё же промазал один выстрел из двух.
Из всей группы в норматив не уложился всего один человек. Он упорно доказывал экзаменаторам, что виновата винтовка. Инструктора колебались в своём решении. По правилам его должны были немедленно отправить с курса, но человек он был хороший и ему дали возможность перестрелять всё упражнение.
Мне бы не дали.
Пока рубаха-парень носился по стрельбищу, мы ждали ночи.
Стрелять ночью мне до этого не приходилось. Я вообще приборами ночного видения раньше не пользовался. А тут надели на лоб бинокль, чуть больше театрального, на затылок противовес, показали, как его включать и регулировать яркость, и вперёд.
Я слегка охренел. При лунном свете видно было всё как днём. При свете звёзд немного хуже, но вполне прилично. Бегать ночью нас не заставляли. У ночных очков есть свои проблемы, главная из них – периферийный обзор. Те, что я использовал для стрельбы ночью, имели всего лишь девяносто градусов.
Для бега по кустам – маловато будет.
Нормативы были не высокие. С трёхсот метров лёжа я попал все десять раз. Маленький светящийся треугольник в оптическом прицеле легко удерживал центр мишени, поэтому ночная стрельба мне понравилась ещё больше, чем дневная.
Такие экзамены я люблю.
Глава четвёртая. Огонёк
Я полмира почти через злые бои
Прошагал и прополз с батальоном,
Сидели мы в столовой втроём за одним столом. Серёга, Богдан и я. Обычно, когда мы вместе собирались хорошенько покушать, то к нам никто не подсаживался. Народ кто с улыбкой, а кто с опаской, называл нас за глаза либо ****ыми русскими шпионами, либо русской мафией.
Ни в свои, ни в чужие тарелки смотреть, у нас было не принято. Чаще всего, во время еды, мы рассматривали контингент и вслух обсуждали интересные экземпляры. Естественно на русском языке. Все к этому давно привыкли, и даже преподавательский состав не пытался нас привести к порядку. Для примера, ни китайцам, ни индусам такое не сходило с рук. По правде сказать, была ещё одна национальная группа, которая вела себя также независимо. Это были французы. Но они брали числом, там, где мы брали наглостью.
Мы почти закончили наш обед, когда в зал вошёл худой, наголо бритый мужчина, лет сорока.
– Гляньте на фрукта, – показал я на него вилкой. – Не иначе как два тура локальных
