знаешь, – начал я обижаться, – если такой умный – сам сочини чего-нибудь.
– А я и сочиняю.
– Тогда прошу, маэстро, изобрази.
Александр взял гитару, подумал немного и запел. Когда он пел «Машину времени» – было здорово. Но сейчас он так сильно преобразился, что я даже не сразу понял, что это он же. Бешеная энергетика, жесткий ритм и голос, настолько красивый и громкий, что… вскоре в комнату настойчиво постучали. В проеме двери нарисовался комендант общежития. Безобидный, в общем-то, мужик, не намного нас старше, тоже еще студент, ради комнаты в общаге устроившийся на должность коменданта.
– Синицын, опять горланишь! – укоризненно и строго заявил он. Потом пригляделся к моему гостю и добавил. – И Башлачев тут же! Саша, уже час ночи, иди в свою комнату.
– Пока, старик, – сказал Александр и ушел, провожаемый комендантом. За его спиной покачивалась гитара:
«Время колокольчиков!»
6.
Поезд замедлил ход. Тормоза задребезжали, как скрипучая вымбовка. Еще в детстве я выцепил это словосочетание – скрипучая вымбовка – из романа моего любимого писателя Роберта Льюиса Стивенсона «Остров сокровищ». Не поленился, поискал в словаре и выяснил – вымбовкой поднимали якорь, на ее барабан накручивался канат, а матрос крутил ручку наподобие тех, что есть у любого колодца. Стивенсон, описывая старого пирата Билли Бонса, писал так: «Голос у него был стариковский, дребезжащий, визгливый, как скрипучая вымбовка».
Та это остановка или не та? Надо бы спросить у проводницы. Я метнулся к ней в купе, но ее не было. Сходить – не сходить? А если моя остановка дальше? А если дальше не моя остановка? Ведь добираться обратно по времени больше получится. Выходит, чем раньше я сойду, тем быстрее догоню свой поезд. Я дернул ручку входной двери. Открыто. Распахнул настежь. Поезд, затормозив на секунду, стал опять набирать ход. Ой-ей-ей!
И тут мне на помощь пришел пулеметный голос проводницы:
– Ваш билетик! – кричала она кому-то. Интуитивно почувствовав неладное, я спрыгнул на землю. Гитара за спиной недовольно звякнула струнами и загудела.
7.
Общагу я покидал весело. Прибрался, как умел, в комнате, правда, с удивлением обнаружил не две пустые бутылки из-под вина, а пять. Причем три из них были «огнетушителями». Ноль восемь литра. А я покупал две по ноль семь. Потом вспомнил, что мы с Башлачевым, увлекшись собственными песнями, вдруг обнаружили, что выпивка кончилась. И рванули прикупить еще вина за десять минут до закрытия гастронома, благо он был через два дома. Того, которое я покупал, не оказалось, и мы приобрели «огнетушители», хоть дешевле и хуже, но зато – больше. У Александра наскребалось на бутылку, а я потратил остатки «свободных» денег. Это произошло само собой, на автопилоте, мы так были увлечены спором о музыке, поэзии, современном роке, что даже и не заметили этого похода в магазин. Опрокинув в себя остатки вина, я проверил заначенную пятерку – на месте, не пропил, слава КПСС! А значит, вперед, Мальбрук! Нас ждут великие дела!
На вокзале у касс было настоящее
