или иначе порождается ею, и тут никак нельзя сказать, чтобы бытие было бытием историческим, нельзя приписывать ему такой предикат (.) Как бытие, так и истина, смысл, понятие изъяты из истории, и такое состояние изъятости есть нечто высшее, чем пребывание в истории, что означает пребывание лишь в эмпирическом».[187] Напротив, историзм «как принцип познания жизни, природы, культуры нашел в России благоприятную для себя почву, будучи поддержан самим непосредственным постижением жизни, и в частности анализом, воспроизведением ее в реализме XIX в.» (510–511).
Историзм, предупреждает Михайлов, несводим «к исторической фактографии» (511). Не заменяет его и пришедшее на смену «социальной индифферентности» «увлечение социальными проблемами, и как раз многочисленные работы среднего и слабого уровня, выходящие на Западе, показывают, что можно даже увлекаться социально-историческим детерминизмом как особого рода модным научным хобби историка литературы, а при этом оставаться вполне антиисторичным догматиком по существу, по самому характеру своего мышления» (524).
Любой факт, любое явление культуры в рассмотрении Михайлова не «точечно», а «линейно». «Линейность» предполагает не только осмысление самого явления, но и многообразные осмысления его в истории. Всякое произведение находится не только «там», но и «здесь», как живой фактор настоящего. «Наверное, можно сказать, – пишет Михайлов, – что историческая поэтика всегда занята чем-то таким, что всегда уже – позднее, что (…) имеет за собой тысячелетия своего становления. Но это же позднее всегда остается и ранним (…), иначе литература была бы уже давно лишь переспелым и вялым культурным плодом» (523).
Историческая поэтика двигается, по его словам, «в глубину – к принципам, или первопринципам поэтического (вместе с тем общекультурного) сознания», ставя все освоенные историко-культурные материалы на «почву слова».[188]
Приведу в заключение слова С. Г. Бочарова из его «Предисловия» к «Обратному переводу» Михайлова. Особое значение работ Михайлова Бочаров видел именно в концепции исторической поэтики, современным классиком которой он был: «именно она оказалась на наших отечественных путях самым естественным и плодотворным выходом из краха нормативно-школьной марксистско-советской теории литературы». Но Бочаров сказал и другое: «в то время как в западной теории последних десятилетий сменяли друг друга одна методологическая революция за другой, наше новое теоретическое знание выращивалось изнутри исторических изучений».[189]
Принцип такого выращивания и предложен нам Александром Викторовичем Михайловым.
Zussammenfassung
Uber den theoretischen Sinn der Werke von A. W. Michailow. Die Arbeiten Alexander Michailows, die unsere Wissenschaft bei weitem noch nicht in ihrem vollen Gehalt rezipiert hat, sind von entscheidender Bedeutung fur fruchtbare Weiterentwicklung der Germanistik. Michailow besa? die Fahigkeit, das Schaffen jedes Schriftstellers in der «Gro?en Zeit» (Bachtin) zu sehen und fugte jede Erscheinung in den Kontext jahrhundertealter literarischer Entwicklung ein. Gerade auf diese Weise – in der Bewegung von Ideen und Formen – erschlo? sich, was fur ihn Kultur darstellte. Ihm kam es darauf an, die Richtung der kunstlerischen Entwicklung, den Sinn der Literaturbewegung zu sehen. Der wichtigste Forschungsgegenstand
Михайлов А. В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. С. 92.
Там же. С. 16.
Бочаров С. Г. Предисловие: Огненный меч на границах культур // Михайлов А. В. Обратный перевод. С. 11.
