вашу барыню, чтоб она замолвила словечко об Кате.
И прачка умильно глядела на горничную, которая презрительно отвечала:
– А! небось теперь: «Олена Петровна, мать вторая!» – а то, не спросясь никого, полетела… туда же – хочет, чтоб дочка актрисой была!
– Матушка Олена Петровна, посуди сама: ну что я, бедная, ну куда я ее пристрою?
– А отчего она не может быть прачкой аль горничной? чем мы хуже ее? Не в свои сани садишься!
Прачка тяжело вздохнула и с покорностью отвечала:
– Олена Петровна, ведь я ей мать. Ну как не пожелать своему детищу счастья?
– Великое счастье – кривляться! – с презрением воскликнула горничная и вслед за тем грубо прибавила постучавшемуся в дверь: – Ну, кого еще несет?
Дверь раскрылась: показалось лоснящееся лицо небольшого мужчины средних лет, опрятно одетого.
– Ах, Семен Семеныч! – передернув плечами, закатив под лоб свои пепельного цвета глаза и заморгав быстро ресницами такого же цвета, нежно воскликнула горничная.
Семен Семеныч был камердинер Калинского. Он с утонченного учтивостью расшаркался с горничной и с прачкой, у которой осведомился о здоровье мужа, на что получил ответ:
– А что ему, батюшка, делается! лежит себе да возится с негодными котами.
– Ваша барыня спит? – спросил, улыбаясь, Семен Семеныч.
– Хороша барыня! – насмешливо отвечала горничная и с любопытством спросила: – А вам на что, Семен Семеныч?
– Вот-с!
И Семен Семеныч показал письмо, лукаво улыбаясь.
– Ну уж… право… вы ведь знаете, как она мне грозила, если я буду с вами знакома.
– Ничего-с! тут вот-с насчет ихней Катеньки сказано-с!
– Ах, боже ты мой, родной, ну как его милость… – завопила прачка.
– Ну что горланишь! – сказала горничная и, закатив глаза, обратилась к Семену Семенычу: – Вы уверены, что из этого письма ничего не выйдет?
– Не извольте сумлеваться: я лукавствовать с вами не стал бы, – отвечал Семен Семеныч и подал горничной небольшой из серой бумаги мешок, сказав нежно: – Не угодно ли полакомиться, Елена Петровна?
– Ах-с, я и так бы… зачем? – жеманясь, проговорила горничная.
Семен Семеныч, вскрыв его, поднес горничной, лукаво глядя на нее, и сказал:
– Отведайте: по вкусу ли?
– Что это, ах… как это можно… какой вы, право! – радостно восклицала горничная, схватив мешок. И, вынув из изюма кольцо с бирюзой, она надела на свой костлявый длинный палец.
– Золото-с, с настоящей бирюзой-с! – проговорил Семен Семеныч.
Дверь в сени с шумом раскрылась: ввалился чрезвычайно высокий мужчина в фризовой шинели и басом прокричал:
– Завтра репетиция «Дочери-преступницы», в одиннадцать ровно!
– Ну что вопишь,
