в достаточно истеричном состоянии.
– А у тебя что со спиной? – спросила Карина отстраненным голосом.
Влад рассказал про визит к врачу. И, когда он дошел до усохшей почки, какая-то абсолютно дикая догадка блеснула в его уставшей голове.
– Слушай, – спросил он вдруг пересохшими губами у жены. – Вы в детстве рассказывали друг-другу истории о черной простыне, красном пианино и гробе на колесиках?
Он бросил взгляд на жену через зеркало заднего вида.
Сперва на ее лице не было никаких эмоций. Затем оно скривилось в гримасе и маленькая слезинка выкатилась из уголка правого глаза.
– Ты придурок? – спросила она. – Мне хлеборезкой отрезало палец, а ты спрашиваешь про какие-то дурацкие детские страшилки.
– Я серьезно, – ответил он. – А что если этот детский набор врача, который подарил Лизе неизвестно какой аниматор, которого увели неизвестно какие люди неизвестно куда, что если он все это сделал с нами?
У Карины округлились глаза и она истерически крикнула:
– Ты больной придурок! При чем тут наша дочь и твоя почка? И мой палец? И твоя гребанная зеленая простыня?!
– Рука, – тихо ответил Влад и что силы вцепился в руль, стараясь не замечать вернувшуюся боль в районе поясницы.
Открыв дверь, они встретили на пороге Варвару Николаевну, мать Карины. Пожилая женщина с тревогой посмотрела на вошедших и тут же бросилась к дочке.
– Риночка, деточка моя, как ты?
С трагическим видом Карина протянула перебинтованную руку и глухо ответила:
– Сказали, завтра утром прийти на перевязку.
– Где дети? – в голосе Влада послышались нотки беспокойства.
– В комнате, играют в больницу, – ошарашенно ответила теща. – А что случилось?
Ни говоря ни слова, Влад бросился по коридору в детскую. На детском стульчике сидел Ваня, а Лиза кружилась вокруг него с пластмассовым инструментом, время от времени стукая по головке.
– Ну вот, теперь ты абсолютно здоров! – воскликнула девочка, едва отец появился на пороге.
– А-яа! – вместо привычно «папа» пролепетал ребенок.
Приличная порция слюны упала с уголка его рта. Он безумно начал вращать глазами, после чего невидящим взглядом уставился на похолодевшего от страха отца.
– А-я-а, – беспомощно проговорил ребенок и улыбнулся широкой идиотской улыбкой.
Рассказ второй. Стойкий. Оловянный. Солдатик
Антон исподлобья посмотрел на Мишку, но ничего не сказал. Лишь потер ушибленное место. А что дураку говорить? Папа про таких говорит: нет ума, считай – калека. Так что Мишку можно даже инвалидом считать. Причем последней степени, судя по его поведению. Надо же додуматься, толкнуть его в самую гущу малышей, которые столпились вокруг Дед Мороза.
Мальчик
