отдыхать. Ваш труд напрасен,И этот бой не принесёт покоя.
Вы будете в чужой земле скитаться,
В земле, которой Волк не видел раньше,
Пока не подойдёте к океану.
О, Вольфинги, смотрите и внимайте!»
Пропев это, девушка ненадолго замолчала. Она широко раскрыла глаза, из которых уже не текли слёзы, и громким голосом прокричала:
«О, горе! Боги видят с высоты,
Как маленькие огонёчки резво пляшут
По крыше! Маленькие, злые огоньки
На фоне неба летнего смеются,
А к вечеру приветствуют луну,
Вверх поднимаясь. В окнах словно алый
Обрывок ткани развевает ветер!
О, гнев огня, о, гнев огня и горе!
Он освещает маленькие щели,
Что лишь тому, кто строил дом, знакомы,
Что Вольфинги не видели досель!»
Пение девушки прервалось, и она вновь заплакала, но вскоре, успокоившись, указала правой рукой на крышу бражного зала со словами:
«Я вижу поджигателей в железных
Нездешних шлемах. Грозные знамёна,
Что принесли они с собой, трепещут.
О, кто же опрокинет их щиты,
Когда атаку Вольфингов без страха
В открытом поле выдержали те,
Кто дружным штурмом силу льва осилил?
О, Вольфинги, вы долго ждали, но
Лишь жертвенная кровь войне конец положит.
Какую жизнь мы отдадим за мир?
Какое горе остановит пламя,
Что бражный зал окутало густым
Косматым дымом? Потушить огонь
Способен лишь богов потомок, тот,
Кто наслаждался жизнью, его кровь,
Его немые слёзы, его сердце!»
Девушка снова замолчала, закрыла глаза, и слёзы медленно потекли по её щекам. Всхлипывая, она опустилась на траву, и мало-помалу боль её утихла, голова откинулась назад, и она спокойно уснула. Тогда старушка, склонившись над девушкой, поцеловала и обняла её, и в тот момент сквозь сон Солнце Крова увидела чудо: та, что целовала её, была молода и прекрасна. Морщины исчезли, волосы стали цвета спелого ячменя, а одежда её сверкала так, как не может сверкать одежда, сотканная руками смертного.
Чтобы услышать мудрые слова о грядущем от умеющей предвидеть Солнца Крова, в облике старушки на Холм Речей приходила Солнце Леса, ведь хоть Та, что избирает Жертву, и была из рода богов и прародителей готов, сама она не могла предсказать исход этой войны. Слова же Солнца Крова были ясны ей, и когда она услышала их, сердце её заныло – то ли от любви, то ли от печали.
Солнце Леса встала, повернувшись к бражному залу. Он, тёмно-серый, крепкий и прочный, казался незыблемым. Конёк его крыши выделялся на фоне бледного летнего неба в дрожащем от жары воздухе. Женщина видела его тёмные окна и представляла себе его массивные, устойчивые колонны, и она сказала сама себе, но произнесла это вслух: «Неужели могучая, радостная жизнь будет отдана за всё это, за то, чтобы избавить людей от печали? Но я не отдам его жизни, не позволю ему погубить моё счастье. О! Как же может так быть, чтобы он, торжествующий, умер, а я осталась жить в горе?»
Сказав
