испуганно замолкает.
За следующий месяц я почти овладеваю целой профессией. Куда бы ни забросил меня злокозненный рок, всюду я ищу магазин восточных пряностей и сувениров. Теперь я разбираюсь в сортах масел и пахучих трав, пригождаются даже обширные познания баек и легенд, почерпнутые за годы скитаний по азиатским странам. Хозяев я очаровываю непритязательностью запросов и сговорчивостью, покупатели готовы слушать ахинею, которую я несу про какого-нибудь каменного божка или талисман из обсидиана. Проверить правдивость легенды невозможно в принципе, ведь легенды – не правда, а я по собственному усмотрению меняю имена героев эпоса, смешиваю ацтекские с балийскими в одну, так что давно забытые истории в моих устах вновь становятся живым фольклором. Мне не приходит в голову, что и сам я – отчасти герой легенды. Все довольны. И даже я почти доволен, ведь в любой момент могу подойти к полочке с ароматическими смесями и – надышаться. Наверное, это предел той радости, которая мне теперь отведена, о большем я и не смею мечтать.
И сегодня, оказавшись на очередной дороге, я уже привычно размышляю: надо бы отыскать индийскую лавку. И только потом задаюсь вопросом, где я, потому что температура воздуха впервые за долгое время не причиняет мне беспокойства. На улице сухо и жарко.
Но вот я различаю испанскую речь и замираю. Стоянка дальнобойщиков. Несколько фур с выключенными моторами и распахнутыми дверцами кабин. Под навесом трое мужиков в несвежих майках режутся в перудо, и игральные кости со стуком рассыпаются по затертой столешнице.
Я верчу головой, стараясь собрать максимум сведений из увиденной картины. Автомобильные номера двух фур – боливийские, на борту третьей я вижу название фирмы и адрес офиса в Неукене. Мое сердце поскальзывается на банановой шкурке надежды.
Дальнобойщики смотрят с прищуром. Жара разморила их, и даже игра не вызывает должного азарта, они лениво перебрасываются фразами, почесываются, курят. Появление такого чудака, как я, вносит приятное разнообразие. Я вежливо и без трепета здороваюсь – при приветствии важно показать дружелюбный настрой, не дав слабины. Озвучиваю историю вероломного ограбления. Я повторял ее так часто, что она стала истинной, даже если никогда не происходила. Сажусь играть в перудо. Лысый аргентинец – у него волосы курчавятся кружком, по периметру наподобие тонзуры католического монаха – готов дать в долг несколько песо, мне везет, и в течение часа эта сумма увеличивается в несколько раз. Парни даже не очень обижаются: проигрывать в кости тому, кого недавно ободрали как липку и выкинули в кусты, сродни благотворительности. За болтовней я осторожно выведываю, кто куда направляется. Наше местоположение до сих пор представляется очень смутно. Тогда аргентинец с тонзурой приносит из кабины своего грузовика карту и разглаживает ее на колене, тыкает мясистым пальцем в несколько точек.
– Мы вот здесь. Днем буду на границе, а потом на юг, домой, в Неукен. Жена
