карлик, соглашаясь, важно кивнул. «Тринкет, тринкет», – проскрипел он, и лицо его опять стало неподвижным.
Глава пятая. День рождения
Скидморы жили в маленьком городке Хорнчёрче, каких десятки вокруг Лондона, на тенистой Кленовой улице с двухэтажными домиками, стоявшими стена к стене. Окна в этих домиках были с цветными вставками-витражами, полукруглые – от этого домики казались пузатыми.
Перед самым днём рождения Джорджа на Кленовую улицу пришла жаркая погода. И сразу появились все признаки весны: расцвёл маленькими белыми цветками боярышник, залетали бабочки павлиний глаз и стрижи, лягушки отложили икру в водоёмах Лодж-парка, появились божьи коровки с семью точками на спинке. Когда неожиданно прибежал на тонких ногах апрельский дождик, бабочки и птицы заметались, ища укрытие, но небо быстро вновь стало голубым.
И самое главное – проснулись шмели. Мимо окна пролетел первый – чёрный, с таким пушистым жёлто-рыжим брюшком. Будто подражая ему, сразу зажужжала газонокосилка соседей. Трава за время зимних дождей вымахала длиннющая.
К их жужжанию добавилась зазывная мелодия. На улице остановился музыкальный фургон с мороженым, и соседские дети начали выбегать из домов с зажатыми в кулаках деньгами. Джордж с Брэндой успели к мороженщику первыми. Из-под обклеенного картинками и ценниками стекла высунулась рука, на ладони которой мальчик заметил необычную татуировку в виде контуров ключа. Он сунул мороженщику толстенькую фунтовую монету и назвал сорт мороженого:
– Флейк девяносто девять, пожалуйста.
– С обезьяньей кровью? – спросили из вагончика. Голос показался знакомым.
– Обезьянья кровь??? – выпучив глаза, Брэнда в ужасе закрыла рот рукой.
– Ну да, – авторитетно подтвердил Джордж. Он-то знал, что речь идёт всего лишь о малиновом сиропе. – И с присыпкой!
– Всё будет исполнено, мистер!
Нет, ну где он уже слышал этот голос?
Вскоре мальчик получил замечательный рожок, где маленькие вафельные шарики были обсыпаны разноцветными блёстками и сверху красовалась прозрачная феечка с крыльями.
– А мне? – спросила Брэнда.
– Тебе нельзя, – строго напомнил Джордж. У сестры болело горло, и ей запретили холодное.
Но Брэнда упёрлась:
– Мама не узнает!
– Врать нехорошо.
– Ты сам врёшь! Шкатулку с человечком прячешь под кроватью!
Джордж встревоженно оглянулся по сторонам.
– Шпионка… Больше в мою комнату не войдёшь, – прошипел он, увлекая сестру за собой, но на всякий случай крикнул: – Нет у меня никакой шкатулки!
Его не оставляло чувство, что все, даже продавец в фургончике, слышали их разговор.
Дома сестрёнка расплакалась, и он смягчился:
– Никому больше не говори, хорошо?
– Хорошо, –
