Добрая женщина подарила зимой девушке пуховой платок, чтобы уши на холоде не мерзли, когда по утрам снег приходилось расчищать.
– А чего домой не идешь, к своему студенту? – Люба знала историю про счастливую встречу в поезде.
– Я тут уже вторую неделю живу, – Оля нервно скребла ложкой по сковородке.
– Тут? Так холодно ведь! – возмутилась пожилая женщина.
– Совсем нет, – стала оправдываться девушка. – Есть пара тулупов и валенки, вполне хватает. Да и потом скоро лето. Начальница поставила в очередь: как только комната какая освободится, ее мне обещали.
– А жених в курсе, где обитаешь? Или поругались?
И вдруг Оля, уткнувшись в плечо Любы, горько зарыдала. Она две недели не плакала, слово себе дала больше мокроту не разводить, и терпела, но тут настойчивость старшей подруги сломала стену, и девушка не могла больше сдерживаться.
– Девочка моя, что ж так убиваться? Ну, ладно, поплачь, поплачь, потом расскажешь.
Оля села на табурет и обхватила голову руками. Люба погладила ее как ребенка по голове и поторопилась на импровизированную кухню. Нужно срочно снять сковородку с плитки, пережареная яичница начинала дымиться. Люба сложила обратно в авоську продукты: молоко, колбасу, хлеб. Увидела в углу старый потертый чемоданчик, подхватила его под мышку и направилась к двери.
– Как успокоишься, – обернулась она к Оле, – приходи. Я в пятом доме на первом этаже живу. Комната небольшая – 15 метров. Зато есть раскладушка для гостей. Все лучше, чем под тулупами спать. Да не тяни, – предупредила «сурово» дворничиха. – Яишня твоя сгорела, а у меня на ужин картошечка с селедочкой. Опоздаешь – все съем, тебе не достанется.
Оля по-прежнему каждое утро вскакивала в 4 утра, объяснив Любе, что, мол, привыкла и просыпается на автомате. Умывалась, пока остальные соседи по коммуналке досматривали сны, и тщательно мела свой участок. Потом летела в знакомый двор и, встав под деревом, всматривалась в родные окна седьмого этажа. Она представляла, что в этот час может происходить. Вот, например, сейчас Паша, наверное, ищет рукой будильник, чтобы выключить проклятый «генератор звука». Потом поворачивается на другой бок, лежит еще «минутку, другую», затем вздыхает и нащупывает на тумбочке зеленый пластмассовый футляр. Достает очки и, водрузив стекла себе на нос, торжественно хрипит: «Ну, здравствуй новый день! Здравствуйте все!» Именно так он просыпался каждое воскресенье, когда Оля лежала рядом с ним. А «здравствуйте все» относилось к ней и к рыбкам. Сейчас (она надеялась) только к рыбкам.
Оля стояла под окнами и ждала, когда Павел выйдет из подъезда. Пристроившись чуть поодаль, ровно 10 минут она шла за ним до метро. Целых 10 минут – утром и столько же вечером, когда он в одно и то же время возвращался домой. Эти 20 минут принадлежали только ей. Прохожие, которые иногда встревали между парнем и девушкой,
