кристалл.
Золотое перо скользило по чистой странице блокнота, мелкими жемчужными бусами рассыпались буквы, написанные твердым совсем неженским почерком.
Мост, огни, замок, дворец, ледяная вишня…
– Анна!
Рука дрогнула. Чернильным шрамом до края прочертилась кривая линия.
Отрываясь от чистописания, я подняла голову. По парковой дорожке, разрисованной солнечной мозаикой, в мою сторону торопилась среднего роста нима, спрятанная в глухо застегнутое до самого подбородка коричневое платье. Это она рассказала о том, что в ночь, когда меня выловили из Эльбы[2], от кровоизлияния в мозг скончался Валентин Вишневский, мой отец. Я читала о нем в листовке от какого-то газетного листа и не испытывала никаких эмоций, точно узнала о смерти незнакомца, а не человека, подарившего мне жизнь.
– Глэдис. – Я помахала рукой и закрыла блокнот, пряча бесконечные шеренги бессвязных слов.
– Нима Анна, как вы себя чувствуете? – Она присела на скамью рядом со мной. От нее никогда не пахло сладкими благовониями, как, например, от помощницы профессора.
– Терпимо.
– Вы выглядите бледной.
– Я плохо спала, – призналась я. Было так сложно цепляться за сознание, когда голову окутывал липкий туман.
…Полевые цветы, горячие руки, боль.
Мой беспокойный взгляд остановился на мрачном здании лечебницы с башней, похожей на пожарную каланчу.
– Разве Кастан не приехал с тобой?
Кастан Стомма, красивый, светловолосый мужчина с меланхоличным воспоминанием о том, как мы, стараясь не замечать пронзительно-ледяного ветра, стояли на мосту и прямо из бутылки пили ледяное игристое вино со вкусом вишни, что, конечно же, совершенно не пристало благородной ниме Вишневской.
Позже он расшифровал видение. В тот день на Тюремной площади повесили его клиента, и таким нехитрым образом я пыталась поддержать провалившегося судебного заступника.
– Он делает последние распоряжения. – Глэдис пожала мне руку. Ее пальцы всегда были холодные, влажные, с аккуратно подпиленными круглыми ноготками. – Больше не придется врать, что вы не хотите видеть родственников, Анна. Мы нашли убежище. У вас будет время все вспомнить.
– Спасибо, Глэдис.
Мне так хотелось спрятаться, но не на земле среди людей, а в мире, где воспоминания не играли важной роли, зато бесконечно светило солнце и по заливным лугам прыгали розовые пони. Ради кого мне стоило оставаться в рассудке?
Гравюра, стена, оконная решетка, стон, вздох, всхлип… Владислав Горский.
– Нима, мы приехали!
Разбуженная неожиданным окликом я открыла глаза и, плохо соображая, выглянула в окошко. Экипаж стоял напротив настежь раскрытых ворот в двухэтажный особнячок, собранный из неровного камня и с узкими цветочными горшками на подоконниках. Половину тесного двора занимала карета, принадлежащая Кастану
Эльба – название реки, разделяющей город Алмерия на две равные доли, восточную и западную.
