уж выходит, что кариатиды,Взвалившие небеса на нагие груди,
Не умножают и не источают обиды,
Как под стопами их мельтешащие люди.
И эти полумаски, эти полуфигуры,
Выходящие из каменного тумана,
В молчаньи своём – неуёмные балагуры,
В своей слепоте – глядят на меня так странно.
Народ изваяний моё не волнует имя,
Его интересуют совсем иные детали.
Они испокон веков мирились со всеми живыми,
Лишь мёртвых туда и обратно не пропускали.
И вечером, когда грифон расправляет крылья,
А четыре рыцаря уже собрались в пасьянс,
Наполнено силой мнимое их бессилье,
Словно наружу из заточенья просясь.
И кажется – миг! они выйдут из клеток в город,
Впитав в себя жар, кипящий на площадях.
Но пламя, родящее фениксов, дарит им только холод
И заливает глазницы, глядящего не щадя.
Блоха
Я – блоха.
Ежедневно ныряю в меха
Огромного алабая
По кличке Москва.
Если вокзал – всему голова,
То начинаю со лба я.
Пока разбуженный пёс
Не начал свой нервный чёс,
Погружаюсь с разбегу
В подшёрстка тёплую негу,
В перехода подземного ухо
Шасть! —
И ползу до самого брюха,
По-блошиному копошась.
Темнеют дороги торные,
Где вагоны меня везут.
Спазмы города рефлекторные —
Это пёс ощущает зуд.
И вагонные двери проворные —
Зуб на зуб.
Вот ведь злость алабаева!
Ведь не дура губа его —
Он меня укусить пытается
Побольней.
Но такая охота, братцы,
Не по мне.
Поскорее уйти из метро бы.
Мне вдогонку грозит утроба
Собачьими рёвами гулкими.
Я топчу телеса
Недовольного пса
Переулками,
В глубину ползу без оглядки,
Укрываюсь в морщины и складки.
Врёшь, Москва, не возьмёшь —
Я блоха, а не вошь,
Недостаточно челюсти хватки!
И сижу я в пропахшем бензиновым потом паху,
И зевает Москва, демонстрируя серое нёбо,
А под вечер встречает опять паразита-блоху
Полинявшей подземки утроба,
В колтунах пересадок роится блошиный народ,
Эскалаторов клочья
стекают в платформы залысин,
И клыки-турникеты повыставил город-проглот,
От которого все мы зависим,
По которому скачем членистоного,
Наигрываем аппетит.
Ах, как много
По телу несчастного дога
Книксенов отсчитано на пути.
Я выбираюсь вон из другого уха,
Как Иван-дурак из конька-горбунка,
И на целую ночь – ни пера ни пуха.
Москва, пока!
Баю-бай,
Спи, дорогой алабай,
Отсыпайся без
