возводятся неспроста и в будущем обещают много неприятностей, князья южных земель наметили на следующее лето большой поход вниз по Дону и стали искать союзников. Сюда, на Угру, приезжал сам Святомер гостиловский и звал Вершину присоединиться. Соблазнял богатой добычей, которую можно захватить в изобильных хазарских городах. Но угренский князь имел благовидный предлог отказаться – будучи по происхождению потомками днепровских кривичей, угряне признавали над собой верховную власть смолянского князя и без его согласия ввязываться в войну не имели права. Признав справедливость этих доводов, Святомер отправил старшего сына на Днепр, надеясь склонить к союзу самого Велебора.
Со времени отъезда послов прошло уже полгода, и вот они возвращаются восвояси. Спрашивать, удачным ли оказалось посольство, было еще рано, но Лютомер, окидывая быстрым взглядом лица Доброслава и его людей, заподозрил, что поздравить не с чем.
Вятичи кланялись в ответ на его приветствие, проходя мимо вверх по тропе, но судя по лицам, удовольствия от разговоров, которые придется вести в Ратиславле, не ожидали. Лютомер провожал их невозмутимым, даже веселым взглядом, по привычке слегка щурясь, словно желая спрятать свои мысли, но подмечал их озабоченность и старался прикинуть, чего теперь ждать. Если бы Велебор смолянский дал согласие на поход, гостиловцы ехали бы веселые и смотрели уверенно. И с ними был бы кто-то из смолянских старейшин. Однако новых лиц среди приехавших не замечалось. Скорее всего, своих целей в Смолянске вятичи не достигли, а значит, угряне ни в какой поход не пойдут.
Ибо угряне совершенно не жаждали участвовать в хазарских войнах, о чем явственно давали понять еще зимой. Угра располагалась далеко от тех мест, куда могла добраться хазарская конница, и Вершислав не собирался рисковать ради сомнительных выгод, которые могла дать восточная торговля.
Каждый, кто проделал долгий путь, первым делом отправляется в баню – смыть все то нехорошее, что могло к нему прицепиться по дороге через глухие леса. Пока гости мылись, у князя было время приготовиться к встрече. Прослышав о вятичах, старейшины собрались в обчину на площадке городца, где в былые годы возглавлял советы сам Ратислав Старый.
Ныне его потомками правил князь Вершислав. В свои сорок с небольшим он был еще молодец хоть куда – крепкий, свежий, ясноглазый, с красивыми русыми кудрями и бородой, лишь слегка побеленными сединой. Свою старшую жену и первую княгиню, Велезору, Вершина потерял лет пять назад, и сейчас рядом с ним сидела Обиляна – дочь князя лучан с реки Лучесы, лет на двадцать его моложе, не слишком красивая, но миловидная и разумная женщина.
Обчина, просторное сооружение из толстых бревен, под двускатной соломенной крышей с конским черепом на коньке, отапливалась по старинке, как при Ратиславе Старом – открытым очагом посреди земляного пола. Возле очага стояли деревянные чуры – Дед и Баба: по праздникам их одевали в белые вышитые сорочки и ставили перед ними миски с угощением. Перед их темными, едва намеченными
