только два лета до того, как она умерла родами. Говорили, что его друзья опасались за него, когда он бродил по берегу в бурю, как будто ожидая, что судьба вмешается и заберет его к ней. Он стиснул мне руку, и я поняла, что могу доверять этому человеку, потому что он умеет любить.
Он повернулся к Джорджине:
– Оставайтесь здесь и ухаживайте за сестрой. Но сначала пришлите сюда Джемму. – Сапоги его тяжело бухали, когда он выходил из комнаты.
– Джемма, – позвала я, но мой голос прервал вопль, исторгшийся из меня. Я потянулась к сестре, спокойно сидевшей в кресле.
– Найди Джемму, – прошептала я.
Она медленно, палец за пальцем, стянула перчатки.
– Сейчас. Но сначала я хочу убедиться, что тебе удобно. Снять с тебя юбки? Или дать тебе воды?
Я металась на подушке. Боль ослепляла меня.
– Джемма! – прохрипела я. И тут услышала, как дверь распахнулась. Почувствовав на себе ее маленькие уверенные руки, я поняла, что все будет хорошо.
Я погрузилась в бессознательное состояние с такой же легкостью, с какой пеликан погружается в океанские волны. Но я заставила себя открыть глаза, когда почувствовала у себя на лице теплое дыхание Джеммы и ее руки на своих плечах. Так она всегда давала мне знать, когда хотела мне что-то сказать, и я с трудом прислушалась.
Ее здоровый глаз встревоженно мигал, пот каплями струился по ее лицу. За ее спиной стояла бледная Джорджина с кувшином воды. Ее волосы красивыми локонами рассыпались у нее по плечам.
Я могла видеть руки Джеммы, они были расставлены, как будто она держала дыню.
– Ребенок идет неправильно? – выдохнула я в отчаянии. Я вспомнила опоясавшую меня боль, когда я выходила из кухни, и подумала, что так бывает, когда ребенок повернется, в одно роковое мгновение, связав наши судьбы.
Я хотела сказать, чтобы Джемма не беспокоилась. Поскольку воды у меня еще не отошли, у меня еще был шанс сохранить ребенка, доносить его еще три недели, надеяться и молиться, чтобы он шевельнулся снова. Но прежде чем я успела открыть рот, Джорджина приложила мне к губам мокрую тряпку, чтобы смочить их. И в то же самое время я почувствовала тонкую струйку жидкости у себя между ног.
Отчаяние поглотило меня, затмив мне зрение, темной тенью вытеснив свет дня. Как будто увидев ту же тень, Джемма отстранила Джорджину и, обхватив мое лицо маленькими ручками, сильно нажала. Я встретилась с ней глазами, и странное спокойствие овладело мной. Она смогла повернуть ребенка. Я сама показывала ей, как это делается, как, не обращая внимания на вопли матери, нащупав плечики и головку ребенка, сделать то, что не удалось матери-природе. А если я смогла выдержать боль, я смогу и выжить.
Дверь распахнулась, и вбежал Джеффри, пахнувший мокрой шерстью, к которой, как звезды, прилипли снежинки. Я протянула к нему руки, и он поцеловал меня, но я успела увидеть ужас в его глазах.
Его голубые глаза потемнели и казались почти черными от страшной тревоги. Меня снова пронизала
