гда не съедим. Обыскиваю контейнер для фруктов, даже извлекла на свет божий черешки увядшего сельдерея (интересно, кто-то успевает съесть весь пакет сельдерея, прежде чем он станет жестким, как резина?). На самом дне собралось нечто вроде слизи. Нужно его помыть.
Я добавила еще одно дело к мысленному списку обязанностей. И даже вытащила упаковки молока и сока с верхней полки и заглянула за них.
Пусто.
Капуста определенно исчезла.
И тут из гостиной доносится пронзительный визг Королевы Гертруды, нашей абиссинской морской свинки. Только тогда я понимаю, что случилось с моей зеленью.
И чувствую, что гнев пузырится во мне, как в бутылке «доктора Пеппера», долго катавшейся по полу машины. Ожидая, чтобы сняли крышечку, – тогда-то наконец можно вырваться на волю из пластиковой тюрьмы.
Это всего лишь капуста.
Это всего лишь капуста.
Это всего лишь рак.
Полагаю, что мой гнев – это всего лишь замаскированная печаль. Так сказал психотерапевт на одном из сеансов, которые я согласилась посещать четыре года назад, когда у меня был рак груди.
Да, был.
Но сейчас я думаю, что гнев – это просто гнев при мысли о том, что у меня, возможно, снова рак груди.
Да, снова.
Кого еще рак поражает дважды до тридцати? Все равно что дважды попасть под удар молнии. Все равно что дважды выиграть в лотерею «Мега Миллионс». Все равно что выиграть в раковую лотерею…
– Доброе утро.
Джек появляется на кухне, зевающий, в помятой майке, на которой написано: «ПОСТОРОНИСЬ. Я ИДУ ПОПЫТАТЬ СЧАСТЬЯ В НАУКЕ», и зеленых штанах от хирургического костюма. Вытаскивает термокружку из шкафчика над раковиной и помещает под носик нашей кофеварки. Сыплет в машину порцию утренней смеси и нажимает кнопку. Я глубоко вдыхаю. Хотя я больше не пью кофе, все же обожаю его запах.
– Джек, – отвечаю я и, отложив на время свою рекогносцировочную миссию, подхожу к стойке, где держу наготове блендер. Насыпаю чашку замороженной малины в стеклянный кувшин.
– Да, малыш?
Он подходит сзади и целует меня между ухом и щекой. Звучное «чмок» отдается в барабанной перепонке.
– Бенни! – произносит он тоже прямо мне в ухо, когда наш трехногий метис терьера рысит в комнату, и встает на колени рядом со мной, чтобы приветствовать его.
– Вот хороший мальчик! Как ты спал? Спорю, ты голоден! Ты голоден, малыш Бенни?
Бенни стучит хвостом по розовой плитке кухонного пола, благосклонно принимая все старания потереться носом об нос и почесать за ухом.
Джек встает и направляется в кладовую, насыпать корма в миску Бенни.
– Это ты скормил Герти капусту, которая лежала в холодильнике?
– О да, – пожимает он плечами. – Огурцы кончились.
Я стою и молча смотрю, как он хватает банан из миски с фруктами на стойке и начинает чистить. Бенни с довольным видом хрустит своим завтраком.
Джек откусывает от банана и наконец, заметив тяжесть моего взгляда, смотрит на меня. Потом на блендер. И легко хлопает себя по лбу свободной от банана рукой.
– О черт, прости, малыш. Сегодня вечером куплю по пути домой из клиники.
Я вздыхаю и начинаю молоть лед. Делаю утренний смузи без капусты.
Глубокий вдох.
Это всего лишь капуста.
А в Дарфуре голодают дети. Или их убивают во сне. Разве в Дарфуре бывает геноцид? Не могу вспомнить. Так или иначе, с детьми за далекими морями случаются очень скверные вещи, а тут я расстраиваюсь из-за листового овоща.
И возможного повторного рака.
Но Джек не знает о раке, потому что я ему еще не сказала. Понимаю, жена не должна иметь тайн от мужа, бла-бла-бла…
Но я многое не говорю Джеку.
Вроде того, что нельзя так просто купить органическую капусту в «Крогере», в квартале отсюда. Единственный бакалейщик, который продает ее, находится в более чем восьмидесяти пяти милях отсюда. В Атланте. А фермерский рынок, где я покупаю капусту этого сезона, откроется только в понедельник. В Монро есть небольшой продуктовый лоток, где иногда продают органическую капусту, но он открыт только по субботам. А сегодня четверг.
Джек не знает всего этого, потому что не покупает продукты. Не покупает продукты, потому что единственный раз, когда я послала его в магазин за средством для посудомоечной машины и лимоном, он явился домой с совершенно не нужными нам покупками на сто двадцать пять долларов: в их числе три фунта стейков
