отваживались. Она благополучно миновала все пороги. Индейцы же посмотрели на нее с легким недоумением… Просто потому, что, она, как оказалось, не вызвала у них ни малейшего восхищения своей отвагой. Они сказали ей: «Но ведь ты рисковала без всякой пользы». В лесах Амазонии и без того шла непрестанная борьба за выживание, поэтому индейцам и в голову не приходило совершать лишние подвиги[68].
Человек должен получать свою долю риска в отношениях с себе подобными и в отношениях с космосом, но, удовлетворяя свою потребность в риске, ему нет необходимости рисковать ради прихоти.
Молодая австрийка прекрасно поняла, что для того, чтобы не оставаться больше вне племени, ей следует идти лишь на тот риск, который необходим для выживания, а не изобретать дополнительные испытания.
В средневековой Европе князь, не выходя из дома, имел возможность удовлетворить и свое любопытство, и свою любознательность: трубадуры, шуты, бродячие торговцы приносили ему вести из внешнего мира и обогащали его все более. Для всех и каждого князь являл собой вершину развития. Подражая ему во всем, люди превратили жилье в собственность; собрав все свое добро, обзаводились обстановкой. Но одновременно с этим они утратили чувство защищенности, достаточной безопасности перед лицом незваных гостей. Если к государю проникал какой-нибудь вор, в доме всегда было человека три-четыре, чтобы выставить его за дверь. Для частного лица это было невозможно… И вот буржуа оказались вынуждены разыгрывать из себя господ, на самом деле ими не являясь, то есть не обогащаясь за счет встреч с внешним миром. Я думаю, что они стали сокращать контакты с посторонними, и именно это создало ту удушливую атмосферу буржуазной жизни XVIII и XIX веков, атмосферу, которая внушала людям все большее недоверие к чужому образу жизни. Примечательно все же, что, искренне желая следовать примеру господина, который широко пользовался своим либидо[69] и своей сексуальностью, путешествовал, интересовался искусством, принимал художников, артистов, ученых, они, напротив, жили так закрыто, что это вообще мало напоминало жизнь, разве что время от времени они отворяли двери каким-нибудь, к примеру, бродячим торговцам пряностями, которые заглядывали к ним и мимоходом делали ребенка-другого их заброшенным женам.
Социальное заточение, будучи следствием приватизации жилища, процветало в пору открытых границ. И гадкие утята из хороших семей, в которых они чувствовали себя маргиналами, несмотря на все богатства своего либидо, уезжали в колонии, в неведомые страны. Не всем было по душе во имя безопасности все время подавлять в себе свои собственные желания. Эти люди и отправлялись на поиски приключений или, оставшись дома, вступали на стезю правонарушений. В последнем случае от них избавлялись, высылая в Америку или в Гвиану. Преодолевая испытания, рискуя, проявляя изобретательность, они расселялись по свету. Кто были эти правонарушители? Изначально – такие
Здесь: влечением к жизни.
