землей саркофаге.
Ей предстояло вспомнить нечто забытое. Использовать память тела, которой не могло быть, тем не менее в самом ее отсутствии содержалось некое магическое равновесие. А еще Тайлу подстегивал страх. Теперь, когда отступать было некуда, она заподозрила, на что обрекла себя.
Желание.
Необходимость.
Нестерпимость.
Распад.
Нездешний покой.
Неживые тени, танцующие вне времени.
Наконец, слияние с самой собой внутри яйца, оплодотворенного колдовством. Липкие струи отвердевали и становились плотью; фрагменты ощущений складывались в непрерывно существующее сознание. Радость и кошмар просыпались одновременно. Пробуждение вызвало ужас – новое существо явилось в мир нагим и беззащитным, как младенец. Только ему не было даровано при этом счастливое неведение…
Прежний холод окружал его. Прежняя тьма, пронзенная единственным светящимся столбом. В этих украденных лунных миазмах появился высокий мужчина с черными всклокоченными волосами. Он осмотрел свое тридцативосьмилетнее тело и, по-видимому, остался доволен им. Это было худое, но сильное тело человека, который часто голодал и много сражался. Старые шрамы составили рельефный рисунок на его коже; самый большой и черный рассекал пополам лоб. Странный наклон головы придавал мужчине несколько иронический вид.
Расчленитель Вальц засмеялся. В тусклом свете, падавшем снизу, его лицо исказил жутковатый оскал, но единственный свидетель этого лежал без чувств у его ног. Вальц смеялся вначале тихо, потом громче, пока не вспомнил, что еще не свободен.
Выбор лазаря был не случаен. Инстинктивно он предпочел одряхлевшему Ансельму того, кто был способен лично сражаться и, если потребуется – убивать. Исполнителя, а не организатора. Того, кто не остановился бы ни перед чем.
Так Вальц снова появился на земле спустя пару месяцев после казни.
8
Вальц склонился над телом мастера и протянул руку к его лицу, казавшемуся восковым. Тень этой руки запрыгала на потолке, как огромная летучая мышь. Пальцы у Вальца были длинные, а отросшие ногти загнуты книзу. Он раздвинул ими веки Грегора и попытался извлечь насекомое. Ядовитая тварь была гладкой, скользкой и цеплялась за края своей слизистой норы.
С застывшей улыбкой Вальц вытащил из груди Грегора нож и поддел насекомое лезвием. Вероятно, он повредил панцирь, но извлек тварь из глазницы, слегка испачкав в крови. За нею тянулись белесые нити, которые обрывались с писком тончайших струн.
Насекомое оказалось легким, как бы пористым, но эти поры были неосязаемы. Теперь, вне тела Грегора, оно испускало гнилостный свет, будто было окутано зеленоватой пеленой. Вальц положил его в рот и хладнокровно разжевал.
За его спиной распахнулась маленькая дверь, соединявшая спальни. Лазарь стремительно обернулся. Собственная нагота никак не стесняла его, тем более
