усталость каркас и фундамент,А корни стремятся в глухую кромешность —
Зачерпнуть эликсира, руды, амальгамы
И яро лечить свою шаткую внешность.
Несмотря на кипучее суперлекарство,
В меднокаменном теле ползут метастазы,
На венецианских лубочных пилястрах —
Очевидности месопотамского сглаза.
Башня – стан, резиденция гибельных сутей,
Плацдармы законов и ненормативов,
Засада, куда постепенно стекутся
Космогоний, агоний, огней перспективы.
Каждой башне когда-то положено рухнуть,
Все величины трехмерности – мнимы.
Зря старуха Земля над своею прорухой
Поправляет пуды фарисейского грима.
Сюрреальность
В розовых далях
кочуют кентавры
иллюстрацией эры былин.
Сандалии Ноя
в шкафу антиквара
с образцами содомских глин.
Благословенно
буддийское лето
нависло над строем асан,
лелеет в нирване
цветные сюжеты
и с птицей Гарудой капкан.
«Аз воздам» – холостой
вариант обещанья;
гарантий, как водится, нет.
Ту же скрытую цель
поражает осанны
очередной рикошет.
Прометей избывает
любовь к человеку;
вылечив печень и мозг,
что-то крикнув Сократу,
Спинозе, Сенеке,
за собой поджигает мост.
Эластичной рукой
неулыбчивый робот
необъятное тщится объять.
Бомбы выходят,
шипя водородом,
на след Ахиллесовых пят.
То блики плеромы,
то чад инферналий
отражает нейтральный Стикс.
На сверхоборотах
централь коленвала
окрыляет идея фикс.
Марионетки,
все сами с усами,
критикуют актеров-отцов.
В каждой легенде,
концепции, драме
свое слово сказал пустослов.
Пилигримы
Умываясь погодой, идут пилигримы,
Влекомы патетикой вещих примет,
Неведомой жилкой в подошвах гонимы;
И сходят границы и вехи на нет.
Лотос им гладит зрачки желтизною,
Что отстоялась под веками будд,
На сплаве горячки и грезы – припои
Неископаемых сущностных руд.
В дымке наследия, мер и деструкций,
В лучах вифлеемско-тибетской звезды
Бредут пилигримы, мечты не сдаются,
А тьма Вельзевула их лижет следы.
Вдоль дорог – то улики дерзания музы,
То
