Но тут, очевидно, следуют старому ритуалу, что довольно странно – впервые о «Струне» слухи возникли не столь уж давно, несколько лет назад. И все эти годы так и оставались слухами.
Я поначалу тоже не верил, даже получив «черный конверт». Посмеялся, смял бумажонку в кулаке, выкинул в мусорное ведро. И, моментально забыв о грустном, набрал Ларискин номер. С улицы в открытые настежь окна несло тополиный пух, звенели во дворе детские крики, и весна почти уже превратилась в лето.
Это была уже почти и не весна. Просто май, как ему и положено, кружил головы и сводил с ума. К тому же выдался он в этом году неожиданно теплым и даже жарким. Я, к примеру, после утомительной череды праздников вышел на работу без пиджака. Слава богу, не старые времена, когда за такую вольность пришлось бы сражаться с любимой администрацией. Сейчас, на фоне демократии и невыданных зарплат, предания старины глубокой кажутся дичью. Глубочайшей. О воздействии внешнего вида учителя на нравственность юношества теперь предпочитают не заикаться. Зато цепляются к другому. Например, к тому, что опаздываешь на оперативки.
На возмущенные высказывания завучихи Тамары Михайловны можно было и наплевать. Если, конечно, плеваться и дальше, – к примеру, на грядущую аттестацию. А та уже не за горами, точнехонько в сентябре ждет подарочек. Нас разделяет лишь узкая полоска лета. А двенадцатый разряд нужен мне как кровь из носу. Не из-за микроскопической прибавки в деньгах, но главным образом для солидности моей трудовой книжки. Потому что из здешнего 543-го гадюшника пора линять, это ясно и полудохлым рыбкам в кабинете биологии. Еще год отработаю, ну куда уж больше? Главное, есть определенные зацепки в гуманитарном колледже, но опять же требуется разряд…
А значит, придется сносить придирки Царицы Тамары. Дети ее обозвали совершенно правильно. Плюс к тому директриса Антонина, которая вечно всего боится, и страхи ее, изливаемые в окружающее пространство, еще гадостнее Тамариных воплей. А на закуску – баба Катя, престарелая грымза-математичка, председатель методобъединения. Самое печальное – она дура искренняя и самоотверженная. Она же по правде хочет помочь. Только вот не знаешь, куда от ее помощи деваться.
Короче говоря, к началу первого урока я был уже на взводе. Восьмой «Б» шумно втекал в душные недра класса – поганцы-дежурные вчера, разумеется, не проветрили. Восьмому «Б» все было по фигу – от алгебры-геометрии с ее полномочным представителем Константином Дмитриевичем до физкультуры и труда. В полном соответствии с теорией вероятности, здесь имела место флюктуация, собравшая вместе самых отъявленных сачков города.
Искать с ними контакт было бессмысленно, кроме жвачки и электронных игр, их ничего не трогало. Давить двойками и немереными домашними заданиями тоже оказалось без толку, на вопрос: «Что у вас, ребята, в дневниках?» – они, наморщив непривычные к такому интеллектуальному усилию лбы, разве что интересовались в ответ: «А что такое дневники?» И невинно глядели стеклянными глазами. А также деревянными и оловянными, что,
