исхудавшие ребра Мохо, и увидел, как свет тускнеет в добрых карих собачьих глазах, он, казалось, забыл обо всех нас. Не скрывая слез, он склонился над неподвижным телом Мохо и медленно стянул с себя кепку. Вздрогнув, я распознала эффекты химиотерапии, создававшие резкий и грубый контраст с юным лицом. Мы оставили мальчика наедине с его скорбью.
Марк ни разу ничего не говорил о собственной болезни и о своих чувствах в связи с трагедией Мохо, но когда через несколько месяцев его мама позвонила, чтобы задать пару вопросов по поводу щенка, которого подумывала купить, я спросила ее, как дела у мальчика.
– Вы знаете, – сказала она, – это было ужасное время для него, но после смерти Мохо Марк начал говорить о собственном состоянии, задавать вопросы и пытаться больше узнать о своей болезни. Думаю, то, что он возился с Мохо, когда пес так сильно болел, придало Марку сил бороться за себя и мужества, чтобы смотреть в лицо собственной боли.
Я всегда считала, что Марк мужественно держался ради Мохо, но когда вспоминаю эти спокойные, доверчивые глаза и тихонько виляющий хвост, который никогда не останавливался, как бы скверно пес себя ни чувствовал, думаю, что, возможно, это Мохо держался мужественно ради Марка.
Седлотерапия
Однажды утром, лежа в постели, я наблюдала, как воробьи клюют корм в кормушке за моим окном, потом расправляют крылышки и улетают. Пораженная рассеянным склерозом, болезнью, которая повреждает мышечный контроль, я была едва в состоянии приподнять голову. Как жаль, что не могу улететь вместе с вами, печально думала я. В какие-то тридцать девять лет мне казалось, что все радости жизни ушли от меня безвозвратно.
Я всегда любила свежий воздух. Мой муж Дэн и я обожали подолгу гулять возле нашего дома в Колорадо-Спрингс. Но после двадцати пяти лет у меня начали болеть суставы после наших походов. Я думала, что дело в перетруженных мышцах.
Материнство – мечта, осуществившаяся после того, как мы удочерили 11-летнюю Дженни и 13-летнюю Беки, – наполнило меня ликованием. Но как бы мне ни хотелось быть прекрасной мамой, после работы – я была рекреационным терапевтом – просто валилась на диван, слишком усталая, чтобы помогать девочкам делать уроки. Я полагала, дело просто в постоянном переутомлении из-за того, что совмещаю работу с обязанностями мамы.
Потом однажды утром я попыталась потянуться за кофейником – и не смогла: моя рука онемела. Что происходит? – думала я в тревоге. Один врач прописал мне обезболивающее от бурсита. Другой диагностировал тендинит.
Потом однажды, когда я гуляла с дочерьми, у меня подкосились ноги.
– Мама, что с тобой творится? – спросила перепуганная Беки, которой было в то время уже семнадцать лет.
– Должно быть, жутко устала, – пошутила я, не желая расстраивать девочек, но сама была глубоко обеспокоена. По настоянию Дэна я пошла к неврологу.
– У вас рассеянный
