и не с чем было сравнить, но, сложив два и два, он сделал обоснованное предположение, что именно так и должны пахнуть нежнейшие весенние ароматы. Ведь чем ещё может пахнуть от соловья?
Допев свою песню, зелёный соловей упорхнул, грациозно перебирая прозрачными крылышками, а Белый Конь, исполненный вдохновения и светлого порыва, возобновил свой прерванный путь.
Заняв одну из светлых клеток, он обнаружил на соседней Белую Шашку, куда-то стремительно спешившую по своим делам. Разумеется, они были разного поля ягоды и, несмотря на добрососедские отношения и партнёрство в целом ряде сфер, перед ними стояли разные целевые задачи. Но, так или иначе, они были одного цвета, разделяя (пусть и по-разному понимая её), Великую Белую Идею. Поэтому, задержавшись для приятельского разговора, Белый Конь уговорил Белую Шашку доставить весточку домой, а Белая Шашка заверила, что её путь будет пролегать неподалёку от позиции Белого Короля и вот уже через несколько ходов она передаст ему письмо.
В послании говорилось о том, что верный посланник скучает по дому, исходной клетке и всем знакомым фигурам, но, несмотря на это, его путь продвигается хорошо и он обязательно расскажет обо всём в деталях при личной встрече. На самом деле фигуре хотелось сказать очень многое, и в то же время слов особенно и не находилось, потому что иногда эмоции и чувства бывают важнее самых выразительных слов.
Не заставляя Белую Шашку ждать больше необходимого, Белый Конь продолжил своё путешествие, сохраняя в душе неоднозначное послевкусие, оставшееся после недавнего диспута, затрагивавшего их жизненные позиции и политические идеологии.
Она не понимала, как это в принципе возможно – всем ходить по-разному и, в частности, буквой «Г» (или «L»), а он не понимал, как это в принципе возможно – всем ходить одинаково и, в частности, по диагонали.
В устройстве шахматной монархии ей виделись явные признаки социального неравенства, которое неизбежно должно было порождать классовую борьбу, а он углядывал в шашечной демократии насильственную уравниловку, скрывавшую за собой банальное стремление в дамки ценою жизней впереди идущих.
Святой долг каждой достойной фигуры виделся Белому Коню не в стремлении обрести контроль над полем или престиж и могущество как таковые, но в несгибаемой решимости сложить буйну голову за спасение Белого Короля, если того потребуют обстоятельства. Белая Шашка же полагала, что, даже если преодолеть свой путь до конца уготовано не всем, каждому изначально должны предоставляться равные возможности и права, и, если без жертв не обойтись, – сознательно идущие на них совершат свой подвиг во благо всех соратников по борьбе, а не по прихоти отдельно взятой фигуры.
Белый Конь не считал тотальный геноцид допустимым методом ведения военных действий: достаточно было обезглавить вражеское сопротивление, поставив мат Чёрному Королю и принудить
