style="font-size:15px;"> Рассматривая пол, она даже не заметила, как танцовщицы сбежали за сцену, а в зал к отдыхающим выпорхнули четыре девицы в строгих черных платьицах, которые украшали белые фартучки. В руках у них были шляпы. Они принялись останавливаться у столов, дожидаясь заслуженного гонорара для первых участниц.
– Эти всегда много зарабатывают, – шепнул сидевший рядом музыкант. – Видала, чего вытворяют? Их любой стриптиз-клуб с руками оторвет, а они тут вертятся. Кажись, дошкольницы. Я там их видел.
– Что значит – дошкольницы? – удивленно покосилась на него Соня.
– Факультет дошкольного воспитания, – пояснил тот и восторженно принялся тыкать пальцем, указывая на сцену. – Ща будет что-то с чем-то!
Соня подняла взгляд и выгнула бровь, узнав в следующем выступающем нахального блондина из маршрутки. Как же его звали?
– Витек! Ща сбацает! – тут же напомнил имя парня восторженный сосед и засвистел.
Соня с любопытством уставилась на выступавшего. Все та же майка, порванные на коленях джинсы. Улыбнувшись голливудской улыбкой, он перекинул через шею ремень гитары и, зажав первый аккорд, провел, лаская, пальцами по зашелестевшим струнам.
– Вы все меня знаете. Или не все. Или не знаете. Не суть! Кто-то меня видел. Кто-то обо мне слышал. Не важно. Главное, что вы почувствуете, услышав мой голос, уловив мои эмоции, осознав слова…
А дальше Соня исчезла. Она просто растворилась в водовороте песни, которая захлестнула ее как девятый вал…
Я расскажу тебе, как ночь бездарна, Как тьма жестока и тревожно жить. Но среди рвов и шрамов легендарных Умей прощать, прощаться и любить. Умей не помнить ад чужой измены, Умей не верить в хмарь ненастной лжи. Забудь о боли, что течет по венам, Отсчитывая дни как этажи. Не важно, было это или будет. Не важно, надо это или нет. Я знаю: вы меня простите, люди, Спустя годины разноцветных бед. Я знаю, ночь рассветом обернется, И в бездну адову низвергнется навек, Но что мне делать, если сталь не гнется, И если снова плачет человек? Я жизнь отдам, чтобы летели мысли, Чтобы взрывались патокой слова. Но почему, с тоской и укоризной, Опять глядят свинцовые глаза…
Как точно, четко, выверено и… больно!
Соня поняла, что не в силах сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Все это, то, что живет в его песне, она уже пережила. Вопросы так и остались. Ответов нет и скорее всего никогда не будет.
Даже не подумала бы, что у красавчика из маршрутки настолько глубокие мысли и чувства. Вот только… их как будто бы никто в этом зале не понял. Песня закончилась, гитара прошелестела на прощание серебряным вздохом, но только никто не побежал по рядам собирать гонорар. Словно изначально все договорились, что эта песня ничего не стоит!
Нет! Так не должно быть! Это несправедливо!
Соня решительно окликнула девушку, несущую в ложу администрации собранный гонорар танцовщиц.
– Извините! Можно вас?
Девушка удивленно обернулась, смерила Соню раздраженным взглядом,
