не видел, рассказал бы, как живешь, как работается? – пробурчал инвалид.
– А чего не жить – жить можно. Вот начальник Крикунов меня завскладом назначил: выдаю рабочим спецодежду и запчасти для ремонта техники. Как говорят: «Дай Бог здоровья начальнику, хороший он человек».
У дяди Коли на голове, кажись, шевельнулась седина: «Вот те на-а, Клопа выгнали из лесхоза за воровство древесины, чуть не посадили, а Крикунов взял его складом командовать».
– Так-так, – заинтересовался старик, – а какие еще новости?
– Да какие там новости… Вот, слышал, егеря Соколова судить будут.
– За что? – заерзал на скамейке дядя Коля.
– Дак плохой он человек, людей обижает, ружья отбирает, а на прошлой неделе горючее из трактора слил. Бригада день простояла, – довольно хохотнул Клоп.
– Что-то не похоже это на правду, – выразил сомнение старик. – Не мог Андрюха украсть!
– У него во дворе произвели обыск, да на счастье, ничего не нашли, – продолжал Клоп.
– Обыск-то Крикунов, поди, организовывал?
– Не он, бери выше – власти. Власти, – значительно поднял палец Клоп. – Теперь на душе у егеря неспокойно; он, как уж на костре. Наверно, с работы уволят: это – как пить дать…
Новость растревожила старика не на шутку. Ведь Андрюшку он знает с детства, учил его честности, справедливости, и охоте учил, и природу беречь учил, он как родной сын ему.
Своих-то детей родить не успел, вот и прикипел к Андрею всей душой. Ему хотелось видеть Андрюшку сию минуту, разделить с ним тягость беды пополам. Он даже решился взять преступление на себя: будто приехал в лес на инвалидке и слил горючее. Разные мысли приходили в голову старику, а решиться на какое-то действие в одиночку он не мог.
Васька Фытов трудовой династией похвалиться не может, в его родословной этого не случилось. На ухоженном поле он рос сорняком, упрямо не желая быть добрым колосом.
Свою мать Васька не помнит, а отца – вспышками мгновений: он хорошо помнит его волчий взгляд, недоверчивый прищур черных глаз.
Сын помнит родителя пьяным и скандальным, его основным местом прописки была колония. Он освобождался, а отдохнув на свободе, в скором времени возвращался туда обратно.
Отец сажал пацана перед собой и велел смотреть в глаза, при этом рассказывая, как он в шестилетнем возрасте пас гусей и, если хоть одна птица пропадала, его били плеткой.
В такой момент Васька выслушивал его назидания: «Хочешь жить – умей вертеться. Вырастешь, поймешь, что такое – жить хорошо!»
Так и рос Васька уличным воробушком, не прочь стащить с общественного стола лакомый кусочек.
В детские годы он жил с теткой, а после нее пацана увезли в детдом. Окончив семь классов, его определили в ФЗО (фабрично-заводское обучение).
Достигнув совершеннолетия, Василию Борисовичу Фытову выдали паспорт гражданина великой трудовой
