хотя никакого ветра не было, лег на сук, прислонив голову к стволу, и быстро заснул, в то время как по моему капризу на конце сука появилась белочка, уселась, задрав хвостик, и стала раскачиваться.
Спал я крепко и снов не видел. И не проснулся ни при заходе луны, ни при восходе солнца. И даже начав просыпаться, я сам себя успокоил, сказав: «Вчера ты переутомился, так что поспи еще», и вновь заснул.
Но несмотря на то, что снов я не видел, сон мой сопровождался непрерывными тихими звуками. Всю ночь напролет кто-то, находившийся совсем рядом, что-то мне говорил. Я почти не мог разобрать слов, разве что какие-то обрывки фраз вроде «скамья у реки», «призрачные горы», «поезда с хвостом искрящегося дыма», и слышал скорее лишь ударение в словах; помнится, во сне я еще потирал руки от радости, что сплю, а потому и не обязан разбирать каждое слово.
До полуночи голос говорящего был до обидного весел. Я перепугался, так как решил, что кто-то внизу подпиливает мое дерево, которое и без того уже качалось. После полуночи голос посерьезнел и стал глуше, между отдельными фразами возникали паузы, словно он отвечал на вопросы, которых я не задавал. Я почувствовал себя уверенным и даже разрешил себе потянуться. К утру голос стал приветливее. Ложе говорившего, видимо, было не надежнее моего, ибо теперь я заметил, что голос его доносился с одного из соседних сучьев. Тут я осмелел и повернулся к нему спиной. Это его явно огорчило, потому что он перестал говорить и молчал так долго, что утром, когда я уже отвык от его голоса, меня разбудил его вздох.
Я посмотрел на затянутое облаками небо, не только простиравшееся над моей головой, но окружавшее меня со всех сторон. Облака были такие тяжелые, что тащились понизу надо мхом, натыкались на деревья, цеплялись за ветки. Некоторые ненадолго опускались на землю или застревали между стволами, пока сильный порыв ветра не гнал их дальше. Почти все облака тащили на себе елочные шишки, обломки веток, дымовые трубы, дохлую дичь, полотнища флагов, флюгеры и другие, чаще всего непонятные предметы, подобранные ими с земли где-то в далекой дали.
Я сидел съежившись на своем суку и бдительно следил за тем, чтобы вовремя отвести от себя надвигавшееся облако или увернуться, если оно широкое. Для меня это был тяжкий труд, поскольку я еще не совсем проснулся, да и тревожился из-за вздохов, которые, как мне казалось, все еще часто слышались. Как же я удивился, однако, когда заметил, что чем увереннее я себя чувствовал, тем выше и шире простиралось надо мной небо; наконец, зевнув в последний раз, я узнал местность, которую видел накануне вечером; теперь над ней нависали дождевые тучи.
Столь стремительно открывавшаяся мне картина испугала меня. Я задумался, отчего меня занесло в эти места, ведь дорогу сюда я не знал. И мне показалось, что я приблудился сюда во сне, а осознал весь ужас своего положения, только когда проснулся. Но тут, на мое счастье, послышался голос какой-то лесной птицы, и я понял, успокаиваясь, что попал сюда ради собственного
