style="font-size:15px;"> Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
Пародия
Луны глазунья и лазанья
Тихотворение мое – дитя немое
певца, ржеца: поэта и Пегаса.
Стиху пырнем халтурящий геном и
коню поведаем, как жизнь ужасна.
Как, взъевшись заполночь на ту глазунью,
ее пихаешь из зуба спичкою,
нюх преломляют в носу козюли.
Рука-добытчица ох невеличка и
свистульки тащит из раков с патокой,
что вялил предок в седьмом колене,
и, чуть не вывернувши лопатку,
дерет со шторы луны пельмени.
Выходят боком тебе те раки,
но естественно – лунные кулебяки;
и, дань отдавая блину Селены,
борзопись мечешь на мракопись тени,
матопись позже – на фигопись хрени.
Обидны оскалы диска мухортого.
Ну что с него взять, калача не тертого…
Тут Пегас, как безумный, заржал – и
примчался дежурный пожарный,
тут как тут подоспел участковый,
опознали Пегаса подковы.
А рассказчик лежал оглушенный,
копытным под дых запряженный,
в грезах спутались мухи, котлеты
и постной луны омлеты.
Александр Кушнер
В стране теней завидуют простому
Поденщику, лопат его и вил
Несложному набору; он солому
Несет в мешке – и жмурится Ахилл,
Припоминая летнюю истому
И как блестит соломенный настил.
И всю свою прижизненную славу,
Всю о себе посмертную молву
Отдать готов за острую приправу
В похлебке, зной, шуршащую траву,
За смертный пот, смешных детей ораву,
Жену, тепло земное – наяву.
Пародия
В стране теней попсового поэта
Поденщики не будут содержать,
Дадут лопату, задерут манжеты,
Заставят гнуть с рентабельностью стать
И не профанацией куплеты,
А мешки, как профи, набивать.
Ах, коротка прижизненная слава —
Как рубль у непорядочных менял…
И вот в Аиде, скинув ризы сана,
Мэтр ваньку стратегически свалял
И тщится убедить чертей ораву,
Что он им брат, ведь много начертал.
Александр Кушнер
У меня зазвонил телефон.
То не слон говорил. Что за стон!
Что
