утонула в глубине веков,
Твой образ только вечность нарисует.
Здесь нет Хитровки, и Ямщицкой нет!
Городовой у думы не тоскует…
Извозчики в фонтанах лошадей,
Уже не поят, матом покрывая.
Нет мостовой, и гимназистов нет!
Нет перезвона конного трамвая…
И не скрипит на улице фонарь,
Крестьянскую заставу освещая.
Тюрьмы таганской, на таганке нет!
И царский герб на башнях не сияет…
– Где это всё? Лишь тишина в ответ…
Оковы времени, нет хуже наказанья.
Нет той Москвы, она в круженье лет.
Сбылось суровой жизни предсказанье…
Их будут помнить
Не назовут моим именем улицы,
И переулки, не назовут…
У моей статуи не прищурятся,
Ни финн, ни русский и не якут.
Не будет памятник приукрашенный,
Блестеть на солнце, на нём вовек,
Не будет надпись сиять «Безбашенный»,
Не прочитает её узбек…
Но не померкнут в круженье времени,
Простые строчки моих новелл!
Они останутся где-то в темени,
Их будут помнить, как я хотел…
Моя душа
Мне не ходить в наглаженной сорочке,
Не тешить свою душу гонораром.
Моя душа пылает в каждой строчке
Невидимым малиновым пожаром!
Мужчины
Им видны теперь причины,
Чтобы долгими ночами,
Призадумались мужчины…?
Ощутив тоску в печали…
Они чувствуют доселе,
Небывалые разлады…
И мужчины еле-еле,
Кое-как, но счастью рады…
Над рекою
В тёмном небе месяц, одинокий бродит,
Серебристым светом душу мне заводит.
Над рекой гармони слышно звуки пьяной,
Гармонист весёлый, пьяный окаянный.
Рвёт в руках трёхрядку, не жалея мочи,
Сердце мне изводит до глубокой ночи.
Болен я душою, не живу, а вою…
Хоть кидайся в омут с дуру с головою.
Без меня подруга ночью веселилась,
Раненою птицей моё сердце билось.
Над рекою ива душу мне ласкала,
Ветки мне на плечи нежно опускала.
Память будоражит смелая девчонка,
От души смеётся весело и звонко.
В такт мне озорною головой мотает,
А в глазах лукавых огоньки сверкают.
Просыпаясь утром
