* *Макс перелистнул страницу дневника и записал: «Вчера изводили Швабру. Интеллектуально-лингвистическая атака оказалась эффективной. Противник повергнут в смятение, сопротивления не оказал. Ответных санкций не предвидится».
Швабра не побежит жаловаться директору, не захочет подрывать свою репутацию. Вот что значит подойти к делу с умом. Кнопки на стул учителю подкладывать – этим пусть пятиклассники занимаются. Конечно, подготовка отняла много времени: пришлось посидеть пару вечеров в интернете, подбить Егора и Сашку, уговорить их выучить пару фактов для поддержания разговора.
На урок по МХК шли с заговорщицким видом, посмеиваясь. Швабра давно всех достала рефератами, контрольными и своим писклявым голосом. Как будто нет ничего важнее в школьной программе, чем древние полустертые картины и полуразрушенные здания.
– Продолжаем изучение искусства Древнего Рима, – белобрысые её кудряшки затряслись от предвкушения того, как знания вольются в бестолковые головы 10 «Б».
Макс терпеливо ждал, пока закончатся общие рассуждения учительницы. В нужный момент вежливо поднял руку.
– А я, Ирина Ивановна, особенно восхищаюсь римскими мозаиками, – вложил в голос нужную страсть, а во взгляд вдохновение, – Вы ведь знаете, что это искусство было известно еще в Древней Греции и посвящалось музам?
– Да, конечно, Максим, – в голосе Швабры прозвучала подозрительная нотка.
– Какая ваша любимая? – с места крикнул Сашка.
– …Может быть мы вернемся к теме урока? – Швабра почувствовала подвох.
– То есть, не сверившись с учебником, вы не можете ответить на вопрос? – Макс ехидно заулыбался.
– Ну почему же, могу…. «Битва Александра Македонского…
Макс мысленно потирал руки – попалась!
– …с персидским царем Дарием»? Ирина Ивановна, неоригинально! Давайте копнем глубже!
– Абрамов…
Здесь по плану должен вступить Егор.
– В прошлом году я был с родителями в Италии… – Егор много путешествовал и его слова звучали убедительно, – Мне показалось, что наиболее интересные мозаики представлены в Национальном Римском музее. А вы как считаете, Ирина Ивановна?
Пока Швабра, предпочитавшая отпуск проводить в огороде, соображала, что ответить, Макс забил последний гвоздь.
–
– Опыт – лучший учитель. Правда ведь, Ирина Ивановна?
Разыграли сцену на отлично. Класс аплодировал. Кудряшки затряслись с небывалой силой, и цокот каблуков убегающей из класса Швабры, ознаменовал эту эпическую победу.
Макс с удовлетворением закрыл дневник. Он вёл его по старинке – страницы, исписанные аккуратным почерком, обретали индивидуальность, приближали его к великим людям, давали уверенность, что он, Макс Абрамов, умный, изобретательный и циничный, перевернет этот мир. А его жизненный путь останется увековеченным на страницах рукописного дневника. Для истории.
– Максим, – в дверь комнаты постучала мама, – Пойдем ужинать.
Макс спрятал дневник под матрас. У него нереальная мама, но лучше, чтобы она не углублялась в подробности жизни пятнадцатилетнего парня.
На кухне уже сидел отец, как обычно, в своем дурацком свитере толстой вязки. Он носил его из чувства противоречия, потому что свитер очень не нравился маме. «Диссидента изображаем? – язвительно говорила она, – Еще бороду отрасти и с работы уволься». Свитер был для отца последним оплотом свободомыслия в рамках отдельно взятой квартиры. Большего мама ему не позволяла. Она его не любила и Макс, еще не до конца разобравшийся в науке чувств, это, тем не менее, чувствовал отчетливо.
– Треска и брокколи с сырным соусом.
Всё, что делала мама, отличалось тонким вкусом и неоспоримой пользой.
– А можно только рыбы? – подал голос отец.
– Нет, – мама была непреклонна, – Питание должно быть сбалансированным.
– Ты как будто про кошек говоришь…
– Знаешь что, в морозилке для тебя всегда есть пельмени.
Отец поджал губы, проиграв в очередной раз короткую перепалку. В словесной битве он заведомо был на слабых позициях. Системный администратор в НИИ, когда-то подававший надежды, но махнувший со временем на карьеру и деньги, он предпочитал проводить время наедине с компьютером. Макс общался с отцом по большей части, когда требовалась помощь по точным наукам. Тот, казалось, даже побаивался сына – высокого, темноглазого, резкого, очень похожего на жену, и ограничивал общение
