трава, хозяина не зная,над речкою – снаружи и внутри
холма, – под дождь дрожащий прорастая.
Сентябрь, бряцая цитровой струной,
стекает к берегам тревожной речки,
и гида патетические речи
уже не спорят с шаткой тишиной.
Но я отвлекся. Значит, холм. На нем
зеленая трава. На ней рядами
растут березы и погожим днем
качают полновесными ветвями.
Но не в деревьях суть, хотя они,
по струнке стоя, очевидно, странны:
как будто кто-то наводил в их стане
порядок в незапамятные дни.
А главное – в листве: она желта,
как рот птенца, орущего о пище,
как кровь крота, как ржавчина болта
и корабля затопленного днище.
Листва манит жеманной желтизной –
сплошной, неосыпающейся с веток:
на листопад наложенное вето
связало воздух вязкостью сквозной.
И в этом непадении листвы –
желанье избежать кровосмешенья:
покуда краски на холме чисты,
земля не поддается искушенью.
Я видел эти листья и траву
с контрастом их затейливым и броским –
в неосязаемых пейзажах Босха,
но вот теперь, впервые, наяву.
Тоской по искуплению влеком,
на склон взобравшись, я присел на камень,
чтобы, никем не видимый, тайком
коснуться мира этого руками:
еще два дня – и в дымке снеговой
(кто б мог предвидеть, что исход так близко!)
шуршащий слой членистоногих листьев
смешается с пожухшею травой.
Венеция
Железная дорога – ferrovia
(Дословный итальянский перевод) –
Простуженной январскою равниной
Опять меня в Венецию везет.
Погода нынче выдалась не очень,
Но, впрочем, я другой не ожидал;
И через мост, ведущий в Санта-Кроче,
Я, молча, перешел Большой канал.
Здесь солнца в эту пору – кот наплакал,
У улочек-каналов бледный вид;
И взвесь из миллиона пресных капель,
Едва колышась, в воздухе висит.
Непрошеному визитеру тошно
По городу бродить в такие дни.
И лишь немного утешает то, что
Погода – настроению сродни.
Но, чтоб поездка не пошла насмарку,
И было, чем похвастаться потом,
Иду через Риальто до Сан-Марко
Обычным туристическим путем.
Вальяжные паломники со стажем
Всех, кажется, немыслимых мастей.
И вот уже не раздражает даже
Навязчивая свора голубей.
Пора бежать, пока не утомили
Дурные мысли, невозможный сплин.
Какие дожи?! Господи помилуй!
Когда ты здесь – в Венеции – один!
Меж; небом и землей посередине.
Нарочно, что ли? Сам себе назло?
И, как стеклянный шарик в глицерине,
Не весишь ровным счетом ничего.
Романс
