очень долгой паузы сказала шаманка. – Ты служишь добру и свету, но это опасно и даже страшно для обычного человека. Поэтому ты… посвящен. И я помогу. Ты удачно приехал. Через два дня полнолуние. Это время обряда. Как только луна, после максимального наливания, пойдет на убыль, можно будет разъединять энергии.
И в нужное время, на заре, она привела его на один из склонов. Местность выглядела безлюдной, туман искажал очертания пейзажа. Заходящая луна казалась серебряной и давала размытый встающим солнцем молочный свет. Виктор стоял босиком на влажной от росы траве, он был полностью обнажен и поеживался скорее от затаенного страха, чем от утренней сырости. Шаманка разложила белую хлопчатобумажную ткань перед ним и что-то пробормотала. Он разобрал: «Ко льну прильнет любовь, и охладится кровь» и улыбнулся кажущейся наивности заклинания. Ненужное волнение начало уходить, появилось любопытство. Сойжима расправила ткань, отошла на шаг и раскрыла руки, как крылья. Она что-то невнятно бормотала, закрыв глаза. Подул легкий ветерок, с озера понеслась какая-то тень, раздался крик птицы, и над их головами пролетел огромный орел. Виктор успел разглядеть, что голова у него белая. Шаманка упала ниц, она лежала на животе возле расстеленной ткани, ее затопила золотистая энергия, и женщина казалась центром какого-то невиданного светила.
– Великий Хан-Хубуу-нойон дал мне благословение на этот обряд, – раздался ее тихий голос. – Все верно, все, как и должно быть. И я избавлю тебя от этого чувства.
Виктор лишь молча вздохнул. Дальше все пошло без заминок. Сойжима велела молодому человеку лечь на ткань и начала закатывать его, укрывая с ног до головы, словно в тугой кокон. Она снова бормотала о «льне, к которому прильнет любовь», но Виктор уже не прислушивался. Он ощущал странное воздействие прохладной ткани, окутывающей его обнаженное тело. Она будто становилась все холоднее и забирала его жар. «Выкатывание» было проведено семь раз. Затем Виктор встал, а шаманка развела костер и бросила туда ткань.
– Лен забрал, лен гори, вместе с ним любовь умри, – бормотала Сойжима, вороша палкой горящие остатки ткани. – Хухэ Мунхэ Тэнгри, прости! Не болезнь, любовь я жгу, но не мне изменить судьбу…
Виктор молча наблюдал за окончанием обряда и пока не понимал, что чувствует. Однозначно ему было холодно, но ведь, оставаясь сырым утром без одежды, другого ожидать не приходилось.
Но вдруг что-то изменилось. Сойжима застыла, глядя в небо, на ее непроницаемом лице появился ужас. Виктор невольно проследил за ее взглядом. Туман сгустился над ними, и в его мутном мареве появились черные очертания, словно нарисованные дымом от костра. Виктор увидел поникшую розу и вздрогнул от дурного предчувствия.
– Смерть! – вскрикнула шаманка и упала, закрыв голову руками.
Внутри очертаний розы возникло женское лицо. Виктор не сомневался, что видит Соланж. Она смотрела на него в упор, ее губы кривила усмешка, глаза сверкали, словно сквозь туман искрили утренние звезды. Из миража потянулась вниз бледная рука, она собрала остатки дыма от
