во время жизни в Михайловском, о том, как живет Михайловское и все Пушкиногорье сегодня, о том, как все тут было порушено во время войны и как восстало из пепла. Эта книга – о людях, знавших поэта при жизни, и о тех, кто приходит поклониться ему в ныне бегущие дни. Книгу я закрыл с сожаленьем, что она кончилась (часто ли так бывает?), с благодарностью Пушкину и тому, кто поведал о нем.
Как определить жанр этой книги – повесть? путеводитель? исследование? мемуары? По отдельности – все неточно, а вместе – то в самый раз. Автор книги соединил в себе историка, литературоведа, музейного работника, экскурсовода, бытописателя-краеведа, тонкого знатока природы, сердечного друга поэта и, наконец, литератора, у которого «легкий домысел парит над всем открытым, увиденным и познанным в ходе долгой жизни в сельце Михайловском».
Не новостью будет сказать, что Пушкину очень повезло на своего преемника в нынешнем Михайловском. Имя этого человека – Семен Степанович Гейченко – стало по справедливости славным. Если бы «юноше, обдумывающему житье» надо было привести пример цельной, осмысленной, плодотворной, а потому и счастливой жизни, я бы немедленно вспомнил Семена Степановича. В Михайловском он живет уже во много раз дольше, чем сам Александр Сергеевич, – почти сорок лет. И все эти годы неустанных поисков и труда отданы памяти Пушкина. Книга «Пушкиногорье» рассказывает, что тут увидел автор, еще молодой тогда Семен Гейченко, после ухода с псковской земли войны. Казалось, что все потеряно безвозвратно: дом поэта фашисты сожгли, усадьбу разрушили, знаменитый вдохновлявший Пушкина парк изрыли окопами и утыкали минами, спилили для блиндажей вековые деревья («сорок тысяч сосен»), заминировали могилу Пушкина. С этого нуля в 1945 году началось возрожденье Пушкиногорья. Все, кто сумел побывать в Михайловском, знают итоги этих трудов. Прочитавший книжку увидит, как шло возрожденье.
Нелегкое дело – по случайным рисункам, по описаньям, воспоминаньям, осколкам, обломкам восстановить прошлое. Но пройти добросовестно этот путь – лишь половина дела. Нередко реставрация старины подобна восковой кукле – все до мелочи точно, похоже, однако холодно и мертво. «Заставить говорить вещи, постройки, дорожки, деревья!» – такую задачу поставил перед собой Гейченко в Пушкинском заповеднике. И все, кто бывал там, знают: эта высокая цель достигнута. Опыт Гейченко сейчас перенимается, изучается. Пушкинский заповедник стал эталоном музейного дела. Книга Семена Степановича посвящает нас в тайны «одушевленья вещей» и всего, что могло окружать жившего тут полтора века назад дорогого нам человека.
Сам Александр Пушкин, конечно, очень помог Семену Гейченко. Стихи поэта, написанные в Михайловском, и отголоски деревенского житья в более поздних стихах служили «справочником» и точным камертоном в воссоздании пушкинской атмосферы. Однако в делах реставратора есть вещи, подобные кладу без какого-либо свидетельства, где он зарыт. Таких кладов Гейченко откопал множество. Например, куст сирени, увиденный им случайно
