воспринимать их не как наказание, а как некий стимул расти самому и заодно подсказку, в каком направлении это делать.
Глава 3
Лесной отшельник
Состояние отстраненности продержалось не так долго, как мне бы хотелось.
Но когда оно ушло, осталось некое внутреннее спокойствие, за которое я и уцепился. Даже сил вроде бы прибавилось, и не столько телесных, сколько душевных, тех, что помогают не стонать и не жаловаться.
Брат Пон продолжал болтать, рассказывал анекдоты о древних просветленных, о том, как те творили дурацкие чудеса и самыми разными способами издевались над простаками. Слушая все это, я время от времени улыбался и даже хихикал – некоторые ситуации напоминали то, что я пережил в Тхам Пу. На ночлег мы остановились задолго до темноты, едва попалось удобное место.
– Мы забрались высоко, так что ночью будет холодно, – заявил брат Пон, когда я со стоном облегчения уселся на поваленное дерево. – Придется устраивать подстилки.
Он наломал две громадные охапки веток, а затем разжег между ними костер.
– Помнится, сегодня ты думал о смерти, о том, что можешь погибнуть в этих горах, – сказал монах, убедившись, что пламя горит ровно.
Под его испытующим взглядом мне стало стыдно, и к щекам моим прилила кровь.
– Так это же прекрасно! – эта реплика застала меня врасплох, как и улыбка на лице брата Пона. – О ней нужно помнить всегда, что она тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки, готовая нанести удар.
Я вздрогнул, заново переживая то, что некогда испытал в вате на берегу Меконга, – ощущение холодного, леденящего и в то же время пустого прикосновения к затылку. Оглянулся судорожным движением и вроде бы даже уловил змеящееся, угрожающее движение за спиной.
Но через миг вокруг были только деревья, невысокие, с отслаивающейся белой корой и мелкими цветками того же цвета.
– За всякое дело нужно браться так, словно оно закончится твоей кончиной. Отправившись в это путешествие я, например, простился со своей жизнью… Понимаешь? Да, тебе, кстати, можно говорить…
К собственному удивлению, я ограничился лишь кивком, но ничего не сказал. Похоже, привычка к молчанию начала понемногу становиться частью моей довольно болтливой натуры.
– Смерть пуста, но в то же время она имеет место. Но… – брат Пон сделал паузу, – абсолютно то же самое можно сказать и обо всем.
– В каком смысле? – звук собственного голоса показался мне чужим.
– А в том, что любой предмет, объект или явление, который ты можешь назвать, не существует сам по себе, обусловлен множеством других явлений, представляет собой не более чем крохотный, мимолетный фрагмент в громадном потоке, что не остановить, не задержать. Вот он есть, а в следующий момент сгинули определявшие его факторы, и он уничтожен, распался без следа. Вот костер, он возник оттого, что я принес кучу сухих веток в одно место и поджег их. Прогорят ветки,
