ходить в синагогу! Пожила бы ты где-нибудь в центральной России или в других городах!
– Странные вы люди, но мы же жили на Кавказе! Какое вам дело до того, что в других городах? Вы-то могли ходить в синагогу!
– А тебе не противно, что во всей стране евреев преследуют?
– Я что-то этого не почувствовала!
– А тебе сколько лет от роду?
– Достаточно, я уже не маленькая.
– Когда твой папа учился в Москве, были другие времена, к тому же он такой усидчивый, у него редчайшая голова!
Папа, махнув рукой, попросил всех поменять тему, так как считал, что разговор со мной в пользу бедных.
– Оставьте ее, все равно ее не переубедишь! – сказал он.
– Всю жизнь бы работала там за сто рублей! – не унималась тетя Хиба.
– Да нет же! Ей деньги не нужны! – отвечал за меня папа. – Деньги – это мещанство! Она будет там творить искусство!
– Искусство?! – со злобной иронией повторил дядя Стас. – Писать хочешь? Думаешь, опубликуют тебя? Твои идеи должны быть партийными. Там же все фильмы про колхоз или про великого Ленина.
– Неправда! – уж это точно, я знала, было не так.
– Да что с ней говорить! – повторил папа. – Вы ее все равно не переубедите. Оставьте ее!
– Тебе же пятнадцать лет! У тебя самый что ни есть лучший возраст, чтобы эмигрировать. Ты язык быстро освоишь. Молодые быстро адаптируются. А с языком здесь тебе такие дороги откроются, о которых в Союзе даже мечтать нельзя было! Просто ты еще не видела жизнь в Союзе, поэтому ты ту страну поэтизируешь.
После торжественного обеда тетя Хиба повела нас знакомить дальше со страной. Страна начиналась с ее кухни. Из крана шла и горячая, и холодная вода. Так здесь в каждой квартире. В Нальчике эта роскошь была только у богатых.
– Но разве мы были такими богатыми? – удивилась я.
– У нас, например, этой роскоши не было, – почему-то обиделась тетя Хиба. – А вот, – она извлекла яркий янтарный флакончик из батареи чудодейственных средств, – спрей для снятия жирового слоя.
Она взяла подгоревшую засаленную сковородку, на которой она, видимо, недавно что-то жарила, и побрызгала на нее из флакончика. Затем, не скребя, не оттирая, подставила под струю проточной воды и легко протерла салфеткой. Сковородка блестела, как новенькая.
– Вот это да-а-а!!! – выдохнули разом и мама и бабушка.
Я покинула женское общество. Тема домашнего хозяйства меня совершенно не интересовала. Мужчины, продолжая сидеть за столом, говорили о том, как наш дом в Нальчике, цена которому не менее пятидесяти тысяч, пришлось отдать за бесценок, так как на выезд дали тридцать дней. Как можно за такой срок продать дом, придумать способ, как вывезти деньги, и вообще собраться и покинуть страну навсегда? За тридцать дней!
Квартира тети Хибы была обставлена бедно. Мебель выглядела уныло. Занавески висели еще советские. Зато в зале на мягком ковре стоял огромный цветной телевизор. Его-то я и искала.
