добавлю, что нету иногоСмертного, лютого, горя такого,
Как потерять притяжение к ней…
Вечная женственность, тянет нас к ней!
Не страшно
Не страшно выпить чашку с ядом,
Чтоб обладать тобой одной.
Куда опасней осознать,
Что ты одна из многих!
И если выпито вино,
А хмеля нет, то
Не сердись на гончара, —
Вина здесь винодела!!!
И накинуть на белые плечи
«Все они говорят об одном
Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада – в любви…
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам…
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят: нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим…»
Я хочу прогуляться вдоль моря
От Аркадии до Ланжерона,
А затем в той часовне,
Где поют соловьи за оградой,
Губ шальных оборвать поцелуй и
Накинуть на белые плечи
Цвета осени тёплый платок…
Ты не будешь жалеть,
Что на Севере дальнем есть кто-то
И в глаза мои дерзко взглянув,
Ты мне скажешь:
«Я жду тебя, милый!»
Однажды
И вот однажды, вдруг устав
Бродить по миру одиночкой,
Он вспомнил взгляд её и нрав
И захотел увидеть срочно.
Нашёл он адрес, взял билет,
Вернулся в город юных будней.
По-прежнему здесь воздух чуден
И замечательный рассвет!
Пока спешил купить цветы,
Всё вспоминал её улыбку
И как шептала: «Только Ты…», и…
Свою жестокость, и ошибку.
И вот уже её порог.
Душа дрожит, внутри волнение.
Вдруг охладит его презрением,
Закроет сердце на замок?
Звонок. Шаги. Открылась дверь.
Глазам поверить он не может…
Ведь перед ним стоит теперь
Он сам… Но только помоложе.
Смятение чувств и в горле ком.
Глаза в глаза в беззвучном миге.
– Вы к маме? Что же, проходите.
– А где она?
– Я ждал вас. Мама говорила,
Что будет день и будет час,
Когда придёте. Вас простила
И не держала зла на вас.
– Я бы хотел её увидеть
И попытаться объяснить.
Хоть ничего не изменить
И не забыть ей той обиды.
– Вы не успели. Мамы нет.
Вот… Вам письмо отдать просила.
Её уж долгих десять лет
Хранит безмолвная могила.
Остолбенев,
