Румянцев завещал русскому народу и все сокровища науки, им собранные, и дом, где сам жил. Всякий народ гордится такими фактами своей истории, всякий народ старается увековечить не только факт, но и все, что относится к высокой личности, его произведшей. В Париже или Лондоне не только никому не пришло бы в голову спустить “по вольной продаже” дом Румянцева, но его берегли бы на веки веков как зеницу ока, его держали бы чуть не под стеклянным колпаком. Быть может, назвали бы именем Румянцева соседнюю улицу, площадь. У нас – собираются вычеркнуть его вон посредством аукциона!
Румянцовский музей известен по всей Европе. И вдруг, в один прекрасный день, он вытерт вовсе, как резинкой.
Какой пример и наука будущим патриотам, когда они будут знать, что у нас нет ничего твердого, ничего прочного, что у нас все что угодно можно сдвинуть, увезти, продать!
Года два назад в Лондоне зашла речь о том, чтоб по крайней тесноте места перевести Британский музей из одного квартала Лондона в другой. И что же? Общественное мнение поднялось одной массой, парламент был засыпан представлениями и просьбами о том, чтоб этого не делали. “Как! трогать Британский музей с места, заговорили все. Нет, это не хорошо, этому не следует быть. Пускай скупают кругом дома, кварталы, по какой бы то ни было цене, но чтоб Британский музей не был тронут с места”. Так оно и сделалось. Все только потому, что там понимают, что такое значит историческое чувство, уважение сердечного патриотизма отдельных лиц, народная гордость. В Лондоне не стали бы справляться с буквой какого-то завещания, не стали бы доискиваться, с ревностью буквоеда, что Румянцев сказал и чего не договорил в своем завещании. Посмотрели бы на дело в общей его сложности и больше всего похлопотали бы о том, чтоб пожертвованное народу достояние не ездило с квартиры на квартиру и чтоб заключающий его дом остался на веки цел».
Мы привели далеко не весь текст Стасова, но он вполне заслуживает цитирования. Ибо тема противостояния между петербургскими и московскими учеными, между общественностью двух столиц не стала менее животрепещущей. Один уж возглас Стасова: «За что такое унижение Петербурга, за что такое непомерное превознесение Москвы?» – чего стоит. При чем же здесь унижение? Дело в другом. Три десятка лет прозябал и ветшал Румянцевский музей в Петербурге, о чем мы узнали из процитированного «Положения…». И вдруг, когда появилась возможность его спасти, подняли бунт питерские общественники, говорят, даже сходку в университете устроили. Так что же они молчали раньше? Перенос музея в Москву – это не вопрос превосходства одного города над другим, а решение давно назревшей проблемы сохранения коллекции. И ведь какое наидостойнейшее место выбрали москвичи для музея – в самом центре, напротив Кремля.
Москвичи в не меньшей обиде на Петербург. Эрмитаж никак не отдает обратно собрание импрессионистов, переданное из Музея изобразительных искусств им. Пушкина в 1940-х годах. Можно, вероятно, предложить обмен: мы
