align="center">ФИДЕЛЮ
все имеет начало, всему есть конец…
ушел команданте, грустим, что поделать?
не тело ведь главное, главное дело…
а дело и есть его погребальный венец!..
все уходят, но помнят, однако, не всех…
и родные теряются в памяти гуще…
он запомнится! был он, ребята, из тех,
кто и крепче, и жестче, и просто, пожалуй что, лучше!
«вечер, зябко и грустно очень…»
вечер, зябко и грустно очень
тусклый свет ни писать, ни читать
и такая тоска, между прочим,
что не лечь, и не сесть, и не встать
двор притихший седой унылый
словно враз постаревший на вид
обессиленный, хоть не хилый
и рябина без ягод стоит
то бывало, как крови пятна
на морозных снегах декабря!
вся и жертвенна, и лампадна
как нарочно для алтаря
этот год весь живем в тумане
в суете желто-серых теней
и еще в беспричинном скандале,
между ссорами будет точней
закружу, а в тумане можно
хоть с сукровицей, хоть в кровях
задержали меня в дверях
и облыжно да и обложно
вечер, зябко и грустно очень
тусклый свет ни писать, ни читать
и такая тоска, между прочим,
что не лечь, и не сесть, и не встать
к себе тянула издалёка…
Река как женщина лежала,
В сиянье тысячи огней,
И солнцу вся принадлежала,
И солнце отражалось в ней.
скрывая тайны и секреты,
кусты задергивали листья,
и так по-женски и по-лисьи
смотрелись все ее запреты.
Река как женщина бежала
С ленцой, в раскачку, не спеша.
Бедро невольно обнажала,
Стыдясь, скрывалась в камышах.
и загораживала взгляды
ажурной шторкой из осоки,
а шторки, хоть и невысоки,
зато их целые плеяды.
Полна достоинства и страсти
И красоты полна хмельной…
Все беды от нее, напасти
И счастье от нее волной.
Да! не сравнится с океаном,
но не похожа на протоку.
река! куда там водостокам,
пусть даже бурным или пьяным!
Река как женщина. Рожала
Дожди, туманы и росу,
Но что-то большое дрожало
В рассветной дымке, навесу…
и что-то прятала, скрывала,
к себе тянула издалёка…
манила лаской синеока
и никуда не отпускала…
«вечер. сумерки. ноябрь.
