суда, отправлявшиеся в долгое и опасное путешествие из Железного залива по Вздувшемуся океану, непременно везли в Нова-Эспериум рабочую силу. А это означало, что в трюмы набивали заключенных – батраков, закабаленных, переделанных.
Беллис становилось нехорошо при одной мысли об этих мужчинах и женщинах, запертых внизу без света, а потому она о них не думала. Будь у нее возможность выбора, она бы держалась как можно дальше и от таких путешествий, и от таких грузов.
Беллис посмотрела на Иоганнеса, пытаясь прочесть его мысли.
– Должен признаться, – неуверенно сказал он, – меня удивляет, что мы их не слышим и не видим. Я полагал, что их будут выводить гораздо чаще.
Беллис ничего не сказала. Она ждала, когда Иоганнес сменит предмет разговора, чтобы она по-прежнему могла пытаться не думать о грузе внизу.
До нее доносился назойливый гвалт из портовых таверн Ке-Бансса.
Под смолой и металлом в сырых трюмах. Жрать и драться из-за еды. Запах дерьма, малафьи и крови. Визги и мордобой. И цепи, как камень, и повсюду шепоток.
– Вот беда, парень. – Голос был чуть хриплым от недосыпа, но сочувствие – искренним. – Как бы тебя за это не выпороли.
Перед решетками трюмной тюрьмы стоял юнга, скорбно глядя на черепки посуды и разлитую похлебку. Он накладывал поварешкой еду для заключенных, и его пальцы не удержали миску.
– Эти глиняные штуки вроде как железо, пока их не уронишь.
Человек за решеткой был таким же грязным и усталым, как и все остальные заключенные. На груди под его разорванной рубашкой виднелось вздутие – огромная опухоль, из которой торчали два длинных зловонных щупальца. Они безжизненно покачивались – два бесполезных жирных отростка. Как и большинство сосланных, он был переделанным, которому в наказание за что-то с помощью науки и магии придали новую форму.
– Это напоминает мне историю о том, как Раконог отправился на войну, – сказал человек. – Ты ее знаешь?
Юнга подобрал с пола грязные куски мяса и морковки и бросил их в бадью, потом посмотрел на говорившего.
Заключенный отошел назад, прислонился к стене.
– Как-то раз в начале времен Дариох выглядывает из своего шалаша и видит, что к лесу приближается армия. И чтоб мне сдохнуть, если это не рать Нетопырья пришла за своими метелками. Ты ведь знаешь, как Раконог отобрал у них метелки, а?
Юнге было лет пятнадцать – многовато для такой работы. Одежда на нем была не чище, чем на заключенных. Он смерил рассказчика с ног до головы взглядом и улыбнулся – да, он знает эту историю. Эта неожиданная перемена в нем была такой заметной и необычной, что создалось впечатление, будто он на несколько мгновений обрел новое тело. Теперь он казался сильным и самоуверенным, и, когда улыбка сошла с его лица и он вернулся к своей похлебке и мискам, что-то от этой развязности осталось.
– Ну так вот, – продолжал заключенный, – Дариох тогда вызывает к себе
