type="note">[21]
Физиономист мог бы продолжить данное Сенекой описание человека в гневе, но тут Тери вскочил и окинул всех троих сердитым взором.
– Кто вы такие? – медленно произнес он. – Почем мне знать, что вы делаете это не за деньги? Я хочу знать, почему вы держите меня, как преступника, почему не разрешаете читать газет, почему запрещаете самому выходить на улицу и разговаривать с теми, кто знает мой язык? Вы сами не из Испании, ни вы, ни вы… Ваш испанский… да, но вы не из той страны, которую знаю я. Вы хотите, чтобы я убил… но не говорите как…
Манфред встал и положил ему на плечо руку.
– Сеньор, – ласково произнес он, заглядывая ему в глаза, – прошу вас, умерьте пыл. Я еще раз заверяю вас, что мы не убиваем ради выгоды. У каждого из этих двух господ, которых вы видите перед собой, состояние превышает шесть миллионов песет, я еще богаче. Мы убиваем и будем продолжать убивать, потому что все мы пострадали из-за несправедливости, от которой закон не смог защитить нас. Если… если… – на какое-то время он замолчал, продолжая смотреть на испанца серыми глазами, потом продолжил: – Если мы убьем вас, это будет первый случай подобного рода.
Издав свирепый рык, Тери вскочил и прижался спиной к стене. Смертельно побледнев, он, словно загнанный волк, переводил взгляд с одного на другого.
– Меня… Убить меня! – задыхаясь, просипел он.
Никто из троих не пошевелился, только Манфред опустил протянутую руку.
– Да, вас, – сказал он, кивнув. – Для нас это будет нечто новое, поскольку до сих пор мы убивали только во имя справедливости… А убить вас было бы несправедливо.
Пуаккар смотрел на Тери с жалостью.
– Именно поэтому мы и выбрали вас, – пояснил он. – Дело в том, что мы не можем полностью исключить из наших планов предательства, вот мы и подумали, что лучше уж это будете вы.
– Поймите, – мягко продолжил Манфред, – ни один волос не упадет с вашей головы, если вы будете верны нам. К тому же вы получите награду, которая даст вам возможность жить в… Вспомните девушку из Хереса.
Безразлично пожав плечами, Тери снова сел, но руки его дрожали, когда он сунул в рот сигарету и чиркнул спичкой.
– Мы вам предоставим больше свободы… Вы будете выходить на улицу каждый день. Через несколько дней мы все вернемся в Испанию. В Гранаде в тюрьме вас называли молчуном… Мы надеемся, что вы таким и останетесь.
После этого для испанца разговор продолжился на тарабарском языке, поскольку остальные перешли на английский.
– С ним хлопот очень немного, – сказал Гонзалес. – Теперь он одет как англичанин, так что внимания к себе не привлекает. Ему не нравится каждый день бриться, но это необходимо, и, к счастью, у него светлые волосы. Больше всего его злит, что я не разрешаю ему разговаривать на улице.
Манфред заговорил о деле.
– Я пошлю Рамону еще два предупреждения, и нужно, чтобы одно из них он нашел прямо у себя дома. Он мужественный человек.
– А что Гарсиа? – полюбопытствовал Пуаккар.
