божественной помощью мы славно сразились в решительной битве». Да и судьбу Пергама нельзя рассматривать вне связи с тем, что последний бездетный пергамский царь завещал свои владения Риму. Согласитесь, образ благородной и справедливой империи не вырисовывается.
Позволим себе с долей скепсиса взглянуть на утверждение даже известнейшего историка. «Римляне, – писал Плутарх, – заслужили не только похвалу, но приобрели всеобщее доверие и огромное влияние – и по справедливости. Римских магистратов не только охотно принимали, но и сами приглашали их, им вверяли судьбу не только народы и города – даже цари, обиженные другими царями, искали защиты у римлян, так что в скором времени… все стало им подвластно». Даже вечно недовольные, воинственные иудеи, прослышав о славных римлянах, об их щедрости и благородстве, об отсутствии у них якобы зависти и ревности, решили довериться их власти – и стали искать их покровительства и защиты. И все же мы уверены: Плутарх скорее всего принимает желаемое за действительное.
Геракл борется со львом. Римская копия
В свою очередь, многие цари и подчиненные Риму державы не «лишились клыков и ногтей». Они просто спрятали их на время в силу обстоятельств, вот и все. Достаточно вспомнить восстание Ахейского союза против римлян (146 г. до н. э.). Хотя ахейцев и называли последними героями Эллады, оно было быстро подавлено. Более жизненна и реалистична картина, описывающая, как у дверей сената в Риме до открытия толпятся цари, униженно добиваясь приема римских властей. Иные из подвластных царей вползали туда в рабском наряде и на четвереньках. Греция, ставшая вассалом Рима, узнала, что означает быть под пятой могущественной империи. Сюда зачастили посольства, состоящие из сенаторов. Рим фактически заставлял темпераментных южан действовать строго по указке, менял границы, обучал войска, готовил элиту, решал внутренние вопросы, ставил или изгонял вождей политических партий, оплачивая услуги. Вам ничто это не напоминает?!
Столь щадяще-милостивое поведение римлян в отношении греков объясняется их культурным влиянием. Что же происходило тогда на небосводе культуры? Одни (Шпенглер, Тойнби и Сорокин) склонны воспринимать эпоху Рима как закат культурного эллинского цикла, как «угасание творческой потенции эллинского духа». Другие говорят о «непрерывности в образованности Запада» (Ясперс). Правильнее было бы вести речь о новом и важном витке в развитии науки и культуры. Такой взгляд ближе к истине. Ведь у господства Рима была своя логика. Не стоит разрывать формулу «singuli et universi», ибо индивидуальное начало так же живет в коллективном, как и коллективное – в индивидуальном. Хотя наивно представлять Рим лишь как триумф «коллективного мира» над «индивидуальным» греческим миром.
Портрет римского мальчика. Эрмитаж
Италия и ранее была очень тесно связана с Микенской Грецией. Показательна попытка сближения судеб двух выдающихся
