никак не отражались в банковской документации, а это означало, что даже страховой суммы в размере 1 миллион 400 тысяч рублей никто не получит. Некоторые вкладчики из ближнего круга числились директорами компаний или индивидуальными предпринимателями и имели официальные счета, так вот эти счета к изумлению их распорядителей тоже были обнулены.
Мало этого. Многие вип-клиенты в разное время оформляли в «Доверительном» кредиты, и теперь всплыло, что, подделав подписи и использовав данные прежних документов, на них повесили новые кредитные обязательства, очень даже нехилые. Первыми посетившие временную администрацию Пос, Юм и Худ выяснили, что, оказывается, каждый из них должен выплатить по кредиту десяток миллионов рублей. По су стало плохо с сердцем, вызывали «скорую».
Клиенты взяли за грудки сотрудников банка, которые со скорбными лицами продолжали ходить на работу и отвечать на вопросы офонаревшего руководителя временной администрации, который, поработав на руинах нескольких банков, уверял, что такого беспредела не видал нигде. Но сотрудники – братья, племянники, жены племянников и прочая родня родни Бэнка – божились, что ничего не знали, ни в чем не участвовали, а только выполняли прямые поручения руководства, но ведь за это ничего не будет, правда?
Им объяснили, что будет, и еще как будет, присядут всерьез и надолго. Тогда родня, наскоро обсудив ситуацию, принялась дружно сливать шефа и благодетеля. Рассказывали про подозрительных людей, на которых оформляли кредиты, про фирмочки с признаками помоек, куда переводились деньги, про участившиеся командировки председателя правления в близлежащие страны Балтии… Закладывали, словом, по полной программе, вымаливая себе пощаду.
Само собой, в «Семеныче» все это живо обсуждали, и напряжение росло по крутой траектории. Он что, не понимает последствий, горячились випы, уж мы сумеем испортить ему жизнь, и он это точно знает. Откуда взялась такая борзость? Не иначе, как от жадности, предположил Проф.
Бэнк был жутким скупердяем, все это прекрасно знали. И теперь вспоминали, какой горестной становилась его физиономия, когда приходило время платить за обед. Таким жмотам даже жадные немцы придумали насмешку: «Слишком долго ищет бумажник». Бэнк до изнурения изучал счет, требовал разъяснений от официанта, потом спрашивал сотрапезников, найдется ли мелочь на чаевые, а то у него нет с собой наличных, и только после этой тошнотворной церемонии платил – корпоративной банковской карточкой, то есть фактически деньгами клиентов. Вкладчики даже шутили меж собой, что его сквалыжничество – это гарантия сохранности их финансов.
Но бытовая жадность – это одно, а вот заграбастать гору чужих денег – это уже совсем другой полет, это экстра-ультра-супер-жадность, отшибающая мозги.
В любой морали скрыта арифметика. Карл Маркс утверждал, что нет такого преступления, на которое не пойдет капитал ради трехсот процентов прибыли. А тут даже не триста, тут многие тысячи процентов
