и мужать, защищать, а после возвращаться и, прожив отведённый срок, находить покой можно лишь в этой, родовой, исконно вольной, сибирской земле. Не было для них других, пригодных для житья, краёв. По всей округе жила вся многочисленная родня, жила и ломала жизненные неурядицы сообща, коллективом, что тебе дом поставить, что поля убрать, что свадьбу справить и отгулять, да после присмотр вести за молодыми, новоявленными супругами. Жили дружно, по соседству ставили усадьбы, да и на погостах лежали «улицами», во всём чувствовалось крепкое родственное единение и в земной, и в иной, неведомой жизни.
Много уж лет да зим пролетело с тех дней, что вернули его в линялой гимнастёрочке на родную, присыпанную пылью по щиколотку улицу, на милый сердцу порог отчего дома-пятистенка. Поредел за те годы и поседел волос на некогда буйной шевелюре, народились, выросли и упорхнули из родительского гнезда дети. Старший, подобно всем мужикам, отслужил в солдатах, а после службы, послушав отца и окончив училище, уж командовал заставой на границе с Китаем. Дочери после института врачевали в областном центре, а младший сын сразу поступал в авиационное училище, отучился и ворочал теперь шаг-газ боевого вертолёта по всем горячим точкам некогда единого и великого Советского Союза. А они с бабкой отработав своё в совхозе да лесничестве, получали пенсии да доживали век там, где и начинали учиться делать первые шаги по скобленным половицам да ромашковым полянам их некогда ребячьи и не ноющие долгими зимними ночами ноги. Вот и лезли в голову мысли о том, что правильно ли поступил послушав своё сердце, может стоило наступить ногой на обычай, да и попытаться строить жизнь так, как стало заведено по нынешним временам, без оглядки на прошлое и отбросив все условности, весь опыт нажитый отцами да дедами. И сколько уж он не думал бессонных ночей на эту вечную тему, а только решения не находил и легче, спокойней на душе не становилось. Вот и сейчас, во втором часу ночи, сидел он на лавке подле русской печи и, приоткрыв вьюшку с дверцей, покряхтывал да пускал сигаретный дым в печную топку. Сон не шёл, в избе было душно от вытопленных на ночь печей, журнал «Охота» в очередной, не ведомо какой раз, дочитан до последней «корки». Побаливала спина, ныла застуженная прошлым годом после купания в полынье нога, и пела свою заунывную песню в неплотно закрытой трубе вьюга.
«Толи пойти да снарядить патроны картечью и прогуляться с утречка по распадку на лыжах? Не зря народ поговаривает, что объявился в наших краях, благодаря удачной охоте на волчицу, волк-одиночка, будто, судя по оставляемым следам, размеру он не малого и, не приведи господь, начнёт по весне скот резать да пакостить в округе?» – подумалось может от безделья, навеянного бессонницей, может от не остывающего с годами охотничьего азарта.
«А чего бы и не спытать судьбу!» – ответил сам своей внезапно проснувшейся мысли.
