этот цветок, и если вы сходны со мной в этом, то велика вероятность, что наша идентичность более обширна. В конце концов, отрицательное единство, т.е. по отсутствию некоторых элементов, это тоже всё-таки единство.
То, о чём умалчивается, или то, о чём нет сведений, это важная составляющая человеческого сообщества. Понятно, что носители разных языков – это чужие друг другу люди. Но то же самое относится и к более узким группам, таким, скажем, как шахтёры, библиотекари, биатлонисты и т.д. У всех них есть свой жаргон. Но надо продолжать и дальше. Как я показал выше, у всех должен быть один и тот же набор слов и обозначений, который бы помогал всем нам общаться между собой. Сам по себе он не берётся ниоткуда. Его состав, плотность и содержание – это результат действия некоторых сил, и как раз тут мы снова оказываемся перед лицом власти.
Стоит задать себе простой вопрос. Почему из общего употребления изымаются именно эти, но не другие имена? В чём провинность ручки шпингалета? Разумеется, ни в чём, но если рассматривать данный конкретный пример, то выяснится следующее. Этот самый предмет, как правило, является неотъемлемой частью окна, у которого, в свою очередь, имеются также рамы, стёкла, форточки. Целостность всего этого ансамбля, очевидно, важна. Если не будет чего-то из перечисленного, кроме пресловутого отростка, оно потеряет часть своего значения. Но если исчезнет данный колышек, вряд ли что-то изменится.
Но важно и другое. Смысл окна не трансформируется с потерей ручки шпингалета2. Однако сущность меняется, если изъять более значимый элемент. Конечно, окно не лишится сразу всех своих функций, но в чём-то станет неполноценным в их отсутствии. На самом деле данная часть зданий имеет множество коннотаций и очень плотно вписана в контекст огромного числа культур, по крайней мере, тех, где она наблюдается. Поэтому необходимо сохранить единство ансамбля, пожертвовав не критичными деталями, снова ориентируясь на ограниченность словарного запаса среднего человека.
Подобную логику довольно просто распространить и на другие явления и вещи, обычно окружающие нас в рутине дел. Но этим всё не ограничивается. Есть серьёзные основания полагать, что исключение тех или иных единиц языка для общего употребления играет куда более важную роль по сравнению с той, что я описал.
Тот набор слов и выражений, который представляет собой достояние каждого, одинаково для всех ущербен. Он не годится для выражения и, соответственно, восприятия любой мысли и чувства, но лишь для ограниченного их числа. Например, я знаю, что такое «балясина». Для того, кто не знаком с этим именем, оно, хоть и прозвучит относительно приемлемо для той структуры, в которой оно произносится, тем не менее, ничего не значит. Апелляция к скрытому лексикону, на что обычно делается расчёт, в данном случае даёт нулевой результат. Если мой собеседник до сих пор не встречал такого ярлыка, то у него не окажется никаких указаний по поводу того, к чему его применить и с чем его «есть».
Подобное
