на трудную жизнь, а мы ей ничем помочь не можем. Забрать же сюда, как видишь, тоже невозможно. Она думает, раз мы три года за границей, значит уже достаточно разбогатели, а ей не хотим помочь.
– Конечно, – согласился я, – у нас бытует мнение, будто за границей коврижки сыплются с неба.
– Ага! – оживилась Галя. – Только рот разевай. Скоро сам во всём убедишься.
Эта женщина хорошо знала прозу жизни и её слова отнюдь не были голым пророчеством, хотя я действительно очень скоро познал положение дел, – просто Галинин житейский опыт формировал в ней бытовую мудрость. А безысходности нет места там, где преобладает разум. В стихотворении «Вечности оскал» хорошо переданы все эти чувства:
Мне жизнь – как нерешённая задача
и предстоит ещё найти ответ.
А вечность злобствует собачьим
оскалом лет.
Судьба моя – несломленная крепость,
врагом не покорённый Брест.
Изображая на лице свирепость,
несу сей крест.
Пытаясь изваять ещё при жизни
себе монументальный бюст,
скрываю в беспардонном эгоизме
смятенье чувств.
Такое испытание на прочность! —
судьбой очерчен след.
И столь преград таит в себе порочность,
и столько бед!
Года эпоха складывает в вечность, —
в единый неделимый монолит.
Лишь бог уполномочен быстротечность
судьбы продлить.
Реальность – роковая неизбежность:
в конце пути отчётливей финал.
А безысходности пугающую внешность
мир проклинал!
Так и провёл я всё время до воскресенья, ожидая возвращения отца Вениамина, в семье Галины. А в воскресенье с утра в компании своих новых друзей – Галины и Юры с Аллой отправился на воскресное богослужение в русской церкви с трепетным намереньем встретиться со священником и узнать коим образом разрешится моя судьба. Во дворе при церкви собралось человек пятьдесят народу, присутствовало много детей. Против небрежно одевающихся латиносов здесь, наоборот, все были опрятны, хотя и публика присутствовала разношерстная: были и так называемые старые русские – эмигранты первой волны, после Гражданской войны малыми детьми с родителями покинувшие взбаламутившуюся родину, и эмигранты второй волны – полицаи и власовцы, бежавшие с немцами после поражения, нанесённого им Советскими войсками, а также, были новые русские, такие как я, в результате развала социалистической системы пустившиеся с дорожной сумой в поисках счастья по всему миру. Последние чувствовали себя полными изгоями, поскольку в отличие от эмигрантов предыдущих двух волн были неимущи и, к тому же, словно прокажённые, несли на себе чёрную метку коммунизма. Во всяком случае, такими их здесь считали. Старые эмигранты и их отпрыски
