на постели гостиничного номера.
Ребята сработали на совесть. Восьмого сентября, за две недели до убийства мининского губернатора, на улице Енисейской в Бабушкине был обнаружен на лавочке некто Бекмишев. Прибывшие по сообщению перепуганной бабушки из Бабушкина врачи стали свидетелями весьма необычной картины. На лавке спиной вверх валялся пьяный до изумления мужик, глухо матерился и боялся крутить головой. Кричал, что его ограбили и почти зарезали.
Действительно, в части своего повествования мужик Бекмишев был прав. Но не в части вывернутых карманов. Его шея не перерезана, нет, здесь следует употребить слово «порезана». Да! – она была порезана от уха до уха, причем ни один из внутренних органов, отвечающий за жизнеспособность бекмишевского организма, поврежден не был. Вообще складывалось впечатление, что Бекмишев шел, потом споткнулся, упал на серп и получил молотом по затылку.
Странного посетителя перевязали в клинической больнице, и уже на следующее утро тот, как и положено, из нее сбежал.
Это была единственная аналогия из оперативной памяти МУРа. Словом, с первым заданием проблем не было, и Тоцкий выполнил его быстро, облегчив совесть Кряжина по максимуму. Выполняя второе распоряжение советника, уже являвшегося к тому моменту старшим оперативно-следственной группы по расследованию дела по факту убийства губернатора Мининской области Резуна, он отправил эскорт на Большую Дмитровку и вернулся в номер.
Но вернулся не сразу. Едва майор сообщил, что они следуют наверх, администратор затеял суету с поиском ключа с деревянной грушей и номером «317» на ней. После того как номер был освобожден, ключ вернулся в распоряжение администратора, и тот, конечно, его утерял. Но, подстегиваемый незнакомым Тоцкому ранее моложавым кавказцем, решил проблему быстро. Дубликат ключа нашелся в горницкой.
С майором поднимались на этаж трое из персонала «Потсдама»: дежурный администратор (не путать с Яресько, занимающим эту должность не через двое суток каждый месяц, а постоянно), дежуривший в ночь убийства и уже допрошенный следователем начальник службы безопасности, которого также не миновала чаша сия, и человек, разговаривавший с начальником СБ в тот момент, когда Тоцкий обратился к последнему. Именно этот южанин с чистым и чуть бледным лицом проявлял усердие в поисках утерянного ключа от злополучного триста семнадцатого номера. «Охранник», – пронеслось тогда в голове майора. Однако, когда процессия, возглавляемая опером из МУРа, уже почти поднялась на третий этаж, выяснилось, что один из троих, воспринятый муровцем как охранник, в списках рядового персонала «Потсдама» не значится.
– А вы кто? – удивился Тоцкий, остановившись на полпути.
– Занкиев Сагидулла Салаевич, – сказал чернобровый джентльмен с седыми висками. Последнее выглядело странно, ибо на вид джентльмену было лет тридцать. Тридцать три – от силы.
– Замечательно. Но мне бы хотелось, так сказать…
