телевидение снисходило до того, чтобы вкратце рассказать о том, чем живет земля русская. А земля жила протекающими крышами петербуржцев, разваливающейся в Новосибирске плотиной, очередной контратакой коммунистов на приближающуюся угрозу реформы ЖКХ и всем прочим, что в суммарном значении представляло для России гораздо большую опасность, нежели для Ирака бомбежка Бушем Хусейна. На двадцать восьмой минуте новостей не забыли и «о культуре». Один из руководителей Эрмитажа рассказал о том, как руководство нашей страны, с каждым годом демонстрирующее все большую и большую любовь к Западу, решило безвозмездно подарить Германии двадцать две картины известных мастеров. При упоминании Дега, Рафаэля, Моне, Матисса и Ван Гога у Николая Ивановича заныло сердце. Заныло не от любви к искусству, а от приблизительной стоимости работ, которые упомянул журналист. Все бы ничего, может быть, через час успокоился бы Николай Иванович, почил сном младенца, да только диктор упомянул новость, от которой Пролет слегка протрезвел и его стали обуревать демоны подозрения.
Коллекция из двадцати двух картин известных мастеров, явившаяся миру всего неделю назад, не историческая сенсация, а вполне нормальное для России явление. Всего картин было двадцать три. Их обнаружил русский капитан-интендант, чья часть вошла в Потсдам одной из первых. Во время обычного обыска, который устраивался на предмет обнаружения в домах недобитых фашиствующих элементов со «шмайссерами» и «фаустпатронами» в руках, им был обнаружен чемодан, приготовленный, по всей видимости, для бегства. Вскрыв тару, капитан по фамилии Медведцев нашел в нем ни много ни мало двадцать три картины известнейших западных живописцев. Ни слова не говоря о находке, он вывез их в Россию и немножко подержал у себя, в частной, так сказать, коллекции. Когда стало понятно, что ни в бывшем СССР, ни в нынешней России состояния этим не нажить, ветеран войны сдал картины государству. Так миру явилась «коллекция Медведцева». А потом диктор рассказал, глядя прямо в глаза Полетаеву, историю, после анализа которой Николай Иванович отодвинул тему Ирака на второй план.
Во время возвращения на родину, уже осенью сорок пятого года, часть Медведцева зашла в Югославию, где находилась приблизительно месяц. В ноябре сорок пятого Медведцев обнаружил, что из двадцати трех картин в его распоряжении оставалось только двадцать две. После расспросов с пристрастием было выяснено, что один из подчиненных Медведцева, гвардии рядовой Волокитин, затосковал в поезде по оставленной в Белграде девушке Снежане, написал ей письмо и отправил ближайшей оказией по адресу. Вся изюминка заключалась в том, что, не найдя в поезде бумаги, он покопался в чемодане интенданта, где всегда можно было найти какой-нибудь чистый бланк. Чистых листов он не нашел, зато обнаружил целую пачку маленьких рисунков капитана. Решив, что так будет даже пикантнее, он выбрал самый, по его мнению, интимный рисунок, на обратной стороне которого и написал возлюбленной Снежане свое письмо. Этот
