лет я помнила многие слова из своего языка, но потом стала забывать и забыла окончательно.
Однако я запомнила принцип, по которому возникает такой своеобразный язык.
Это не просто «детский лепет», это – какие-то определённые ассоциации, возникающие в голове у ребёнка, когда он познаёт мир и пытается объяснить по-своему разные события и явления.
А поскольку у ребёнка не хватает опыта и словарный запас ещё скудный, то и возникают разнообразные бессознательные ассоциации, которые выражаются в словесной форме.
Из своей жизни я запомнила два случая, когда я изобрела очередные слова для своего языка.
Когда мы отправились с отцом на прогулку, я увидела неизвестную мне маленькую серую птичку.
У этой птички была красноватая грудка с зелёным отливом, а на крыльях – белые крапинки.
Я с любопытством наблюдала, как птичка ходит по земле и что-то выискивает, а потом говорю отцу:
– Вон, смотри, «каколниста»!
– Кто-кто? – с удивлением переспросил отец.
– «Каколниста», – повторила я, показывая пальцем на птичку.
Отец захохотал, а я не поняла, почему.
Он сфотографировал «каколнисту», а потом, не переставая хохотать, объяснил мне, что эта птичка зовётся зябликом.
Теперь я и сама смеюсь, когда смотрю на фотографию того самого зяблика, которого я тогда окрестила странно и смешно.
Другой случай пополнения моего детского словаря произошёл дома, когда я шарила за креслом и искала там какую-то свою игрушку, а вместо неё обнаружила там старую мамину босоножку.
Это была чёрная кожаная босоножка на невысокой подошве и с завязками с нанизанными на них цветными бусинками.
Я вытащила босоножку из-за кресла и, показав её маме, воскликнула:
– Мам, смотри, «удуис»!
Мама с улыбкой посмотрела на меня.
– Что? – спросила она.
– «Удуис»! О, вот и второй, – я вытащила вторую босоножку. – Вот они, «удуисы».
Другие босоножки я не называла «удуисами». Такое слово у меня возникло в голове только при виде тех чёрных босоножек с завязками и цветными бусинками.
Позднее слова для моего языка я изобретала из реально существующих в русском языке слов, а не просто из абстрактных ассоциаций, и уже могла вполне разумно объяснить, почему я то или иное слово придумала.
Ну, например, когда я впервые услышала мурлыканье кошки, я назвала кошку «звероверочная».
Всё это потому, что мне слышалось в кошачьем мурлыканье фраза «звери верят».
И если я вряд ли смогла бы объяснить, почему я назвала зяблика «каколниста», то в данном случае я могла объяснить происхождение слова «звероверочная».
Потом к словам из моего детского языка начали прибавляться слова из обычного русского языка, и так
